Стихи Всеволода Николаевича Некрасова Кролик впервые прочел в начале 80-х. И ничего не понял. «Разве стихи такие бывают?!» – помнится, подумал он. И сам себе ответил: «Нет, братец Кролик, не бывают!»
      Но вскоре Кролик услышал, как Некрасов читает свои тексты, и убедился, что вот именно бывают, очень даже хорошо бывают. Просто он, Кролик, привык что рифма всегда находится в конце строки и выглядит как-нибудь так: вниз–карниз, неба–хлеба, вечность–быстротечность. А у Некрасова рифма может стоять в середине слова, как-нибудь так:

Что-то я так хочу
В Ленинград

Так хочу в Ленинград
Только я так хочу

В Ленинград

И обратно

     Вот «в Ленинград и обратно» – это как раз такая рифма: рифмуются «рад» и «рат». Да еще буква «н» принимает какое-то непонятное участие. А если еще точнее сказать, то со словом «обратно» рифмуется не один «Ленинград», а все три «Ленинграда».
     Вот. А еще Кролик считал, что стихи бывают или в виде ямбов, или в виде хореев: «Тара тара. Тара тата-ра. Тара тара тирьям-пампам…», или «Тары, бары, растабары. Тары, бары, та-ра-ра». Он знал, также, что случаются верлибры – просто такая проза, но с короткими строками, которую выдают за стихи. А у Некрасова оказалось и не то, и не сё, к чему Кролик был совсем не готов.
     Но когда услышал, как Всеволод Николаевич читает, бормочет, едва ли не напевает свои стихи (хотя он вовсе не напевает, скорее ворчит), сразу оказался готов. И теперь слышит рифму и чувствует особую разговорную ритмику в стихах Некрасова, даже не слушая стихи ушами, а просто читая глазами.
     Конечно, к ритмам и рифмам дело не сводится, но, поняв эти два компонента, в остальном Кролик разобрался уже сам, без всякой дополнительной подсказки.
     Кролик назвал этот эффект «голосовым ключом». И теперь он полагает, что к каждому хорошему изданию хорошего поэта должен прилагаться «голосовой ключ», как к программе распознавания речи. Всякий читатель поэзии – и есть программа распознавания поэтической речи: его надо обучить слышать именно этого уникального автора, а не общепонятную жвачку, и тогда он будет слышать его везде и всегда – в стихах подражателей, в разговоре дворника с почтальоншей, в дурацком объявлении на станции Малаховка.
     Правда, некоторым авторам не поможет никакой голосовой ключ. Зато другим голосовой ключ просто необходим: не один только Кролик (давно уже так не думающий) полагает, что «вечность–быстротечность» – это и есть настоящая поэзия.
     Поэтому Кролик обязуется собирался выставить голосовой ключ ко всем представленным у него авторам. И такая работа уже ведется.
     Как приведется, так и разместится! Не ведется работа, ай-ай!.. Не сдеражл Кролик слова... Как-то оно не сложилося...