КНИГА ЦАРИЦЫНА

        1.
        Был человек в Царицыне, и звали его Степан Ветряной. Был он горшечником, дом его стоял над рекой - и был паводок, и обрушился в реку дом его, и семья его, и дети его, и все погибли. Степана же в ту пору не было. Вот вернулся он, и рассказали соседи ему, как было, и отдали белого козленка ему - все, что сохранили от имущества его. И ждали соседи, что он скажет, - Степан же молчал. И после поднял козленка на руки свои и пошел прочь. Соседи же думали: "Вот горе у человека! Не будем ему мешать: после вернется к нам!" Степан же не слышал их, горе заволокло сердце его. Так прошел он не одну версту, пока не стал просить пищи козленок его, - тогда опустился Степан на обочину дороги и пустил козленка пастись среди придорожной травы. Сам же заплакал о горе своем.

        2.
        В то время Федот Сухой набирал отряд свой, сражаться под знаменами его за свободу трудящихся народов земли. Раз ехали люди его дорогой и увидели плачущего у обочины ее и белого козленка, которого он пас. И был дождь, и спросили его, почему не идет он в дом свой к жене своей, и ответил он, что дом его теперь велик, и стены дома его - где небо касается земного края. И понравился им ответ его, и сказали ему: "Что ж, не пойти ли тебе с нами, друже?" И спросил он, далеко ли едут они, и ответили: "Далеко ли - а все будешь в доме своем". Попросил он тогда дать ему нож, и когда сделали по слову его - привлек к себе козленка и вырезал ему клок шерсти его и схоронил в шапке своей. И тогда дали ему коня, и ушел он с отрядом.

        3.
        И стал славным бойцом Степан Ветряной, ходил он походами с отрядом Федота Сухого, и Федот поставил его над десятью. И ходил он, старшим над десятью, к соленому озеру Эльтон, и был отмечен за это Федотом Сухим, и получил аварскую папаху и бинокль из рук его.
        В те дни был взят Царицын, оставленный прежде. И был бой перед этим, и сражались на улицах его несколько дней, и многие жители его погибли тогда, и множество домов сгорело. И пришел Степан туда, где прежде был дом его, и увидел прежних соседей своих в горе: пожар погубил дома их и все имущество их. И узнали они Степана и взмолились ему, чтобы он помог им. И сказал им Степан: "Что в силах я против судеб ваших? Разве поделиться козлиной шерстью!" И велел людям своим пригнать им козье стадо, захваченное прежде возле города. И принялись жители ловить коз этих, и ссорились между собой, и били друг друга чем попадя, и многих забили насмерть.

        4.
        И приблизил его к себе Федот Сухой и послал его в Сальск-городок попробовать, за кого встанут казаки. И отправился он, и была буря в степи, и снег, и не видели друг друга едущие рядом. И когда утих ветер, понял Степан, что один он и степь вокруг. И отпустил он поводья коня своего, и вывел его конь к хутору, и стал искать Степан людей на хуторе том, но не нашел никого, кроме дочери хозяина. И приглянулась она ему, и отдал Степан ей коня своего и попросил напоить. И спросил, где хозяева хутора этого. И ответила девка, что отец ее, вахмистр Кучерявенко, уехал в город по зову городского полковника да задержался бурею. И сказал ей Степан, что голоден, и принесла она ему молока и картошек, Степан же привлек ее к себе и принялся ласкать ее и после познал как женщину. И увидели они некоторое время спустя скачущих к хутору вдалеке. И сказала девка: "Это отец мой и люди его возвращаются из города". И сказал ей тогда Степан: "Спрячь меня, не то выдадут они меня в Сальск - награда обещана за голову мою". И указала тогда девка на сарай, где держали коз, и схоронила в нем Степана.
        Тем временем подъехал к хутору Кучерявенко и спросил у дочери, не было ли кого здесь, потому как видели люди его чьи-то следы в степи. И ответила девка, что не видела никого, кто б был ей незнаком. Чуть погодя увидел Кучерявенко чужого коня, евшего из яслей его овес, и, однако, не стал спрашивать больше дочь свою, а приказал отрокам своим осмотреть хутор. И принялись отроки осматривать дом и все постройки и погреба - и пока удалились они, сказала девка отцу своему, что мужа ее ищут отроки с тем, чтобы выдать его на казнь. Тем временем вернулись посланные и привели Степана, сказав: "Вот человек, воровавший коз здесь". И велел тогда Кучерявенко оставить их и, когда удалились все, спросил Степана, что делал тот в козьем сарае. И ответил он, что жил некогда в Царицыне, и был у него козленок малый, и оставил он его в придорожной траве, а нынче ищет выросшим. И спросил тогда Кучерявенко, как же намерен узнать он козленка своего, и ответил тот: "По шерсти". И показал клок шерсти козлиной с исподу шапки своей. И сказал тогда Кучерявенко людям своим, что это путник, сбившийся в степи, и чтобы не трогали его. И остался Степан на хуторе и следующей весной отстроился на выселках.

        КНИГА СТЕПИ
        (Вторая книга Похода)

        1.
        От дней начала и до дней исхода - недвижна ты и великолепна, степь. Приходят люди, рождаются из чрева матерей своих и пускаются в путь тропою твоей с севера на юг и с юга на север, и пускаются в путь с востока на запад и с запада на восток - и проходят путем своим, и нет их боле. Где они? И только колышутся травы твои - от века, и бродит ветер над равниною. Где они? Пришли ли к цели пути своего? Кто ответит теперь? Кто перечтет их - кого приняла ты, степь, в тучное чрево твое. Ты мать нам, степь, ты хранишь нас до срока - утоляешь голод нам охотой и жажду нашу у степных колодцев, ты согреваешь нас у ночных костров и даешь нам женщину силой руки нашей - тебя ли не благодарить нам? И не ты ли примешь нас в последние объятия твои, дабы воплотиться в тебе, рассеясь в черной плоти твоей и, после, взойти травами колосящимися? И кто помнит о нас помимо тебя, степь? - Лишь враги наши. И кто сбережет детей наших? Лишь ты да случай.
        ...Вот она, степь. Когда убрана травами, и колосятся травы покуда хватает взгляда; когда выжжена солнцем, и подымает ветер мелкую колючую пыль... Тиха степь: лишь свист хищной птицы рассекает воздух, да путаются ветры в ковылях - и только изредка встанет белым столбом шайтанчик - малый безобидный смерч, и через четверть часа уляжется сам собой: ничто не всколыхнет тебя, степь. Ничто не встрепенет тебя надолго - ни пыльная буря, порождение дальних, высохших солончаковых озер, ни голодный пролет саранчи, несущей свою гибель в неисчислимости своей, - и вот уже легла на землю саранча, и всякая тварь поедает ее... Ничто не властно над тобой, степь: пройдут по тебе бесчисленные народы, как прошли народы дней минувшего, и уйдут дела их, как осела вскоре пыль, подымаемая копытами их стад, - и лишь курганы, насыпаемые руками рабов их, будут стоять в степи вечно, неведомые и покатые, и по ним, как по звездам ночью, определит направление раздвигающий ковыли путник.

        2.
        Вот бывшее перед Макатом; как разделились между собой начальники астраханские, и разделились за ними люди их и имущество похода, и оружие, и фураж. И пошел Фрунзе с теми, кого больше, и было тех, кто пошел с Фрунзе, больше на треть. И поставлен был над ними Матвей Плаха однорукий, как самый старый и опытный в походах. И выделились те, кто пошел за Салават-мирзой, разбили лагерь новый, в двух верстах от лагеря Фрунзе, и стояли в том лагере двое суток, готовясь к выступлению. Когда же увидели, что готово все: и лошади, и имущество, и каждому известно, кто начальник его, и кто слева от него, и кто справа, и нет смысла более откладывать выступление до дня следующего, то собрались начальствующие над идущими на Мангышлак и отправились к Фрунзе и сказали ему: "Вот, Фрунзе, готово все - и люди наши, и кони, и оружие наше - и нет смысла откладывать". И сказал им Фрунзе: "Добро. Пусть теперь выйдут в степь из лагеря того и из лагеря этого". И когда сделали по слову его, сказал Фрунзе бойцам своим, бившимся под знаменами его у Царицына и у Астрахани, возле Казани и под Гурьевом-городом. "Дети мои, вот час расставания - и пусть обнимет каждый из тех, кто по эту сторону, кого-либо из стоящих по ту, ибо предчувствую я, не всем из нас доведется встретиться вновь". И обнялись бойцы, забыв распри дней недавних, и после велел Фрунзе устроить пир, дабы запомнил каждый, каково было братство их, и пронес память о том до дней последних своих. И был пир, и пировали все два дня и две ночи, после же вновь разделились по лагерям своим и следующим утром выступили в поход.

        3.
        И подошел Фрунзе к Макату и, обложив его со всех сторон осадою, послал к защищающим его людей своих, чтобы те сказали им, чье воинство перед ними и кому противостоят они понапрасну. И выслушали посланцев защищающие город и сказали, что нужны им два дня и две ночи, чтобы обдумать слова услышанные, и дал им Фрунзе два дня эти и приказал пустить в город воду ручья, перед тем перегороженного, чтобы изнурить осажденных. Макат же прежде был неприметный городок с немногими жителями, когда же пришли времена бедственные, и встала огнем степь, и перестал узнавать соседа сосед, и стонали люди от разорения имущества их и от потери близких их, и стонали более от страха дня наступающего, нежели дня прошедшего, тогда поднялись те, кто уцелел еще, и взяли оставшееся от имущества своего, что могли унести, и часть скота своего, что могли отогнать, и пришли к Макату. И были это люди племен различных, и каждое племя принесло богов своих. Макатом же правил некто Афанасий Черных, человек штатский и служивший до того на акцизах. Над городом же его поставили по незначительности такового. И обратились к нему пришедшие тогда и сказали: "Вот мы, начальствующий над городом, вот мы в руки твои - защити нас от бедствий времени этого". И ответил Черных: "Как защитить мне вас, ведь незначителен гарнизон наш и сам я человек невоенный. К тому же нет у Маката ни насыпей земляных, ни каменных стен - что я могу, приди кто из степи?" И сказали ему пришедшие: "На сотни верст в округе - нет места иного, потому построим земляную насыпь снаружи домов этих и возведем частокол над насыпями". И согласился Черных со словами людей этих и поставил Ильдара Рябого надзирать за работами.

        4.
        И возвели они укрепления, о каких говорили, и поставили частокол над насыпью земляной и башни сторожевые, и собрали запасы провизии, хотя и незначительные количеством, потому как был голод в степи уже несколько лет. Закончили же они работы свои месяцем и двумя днями прежде чем подошел Фрунзе испытать работы их. И, увидев перед укреплениями новыми лагерь военный и множество войска конного и пешего, решили бывшие в Макате: "В добрый час решили мы дело - а ну как запоздали бы на месяц с малым: что бы стало тогда с семьями нашими и имуществом нашим!" И пришли они к Афанасию Черных и сказали тогда: "Вот мы для боя, градоначальник, - отразим же нашествие людей степи: укрепления наши хороши - не взять их конными, есть оружие у нас и полны решимости мы защитить семьи наши и имущество наше". И ответил им Черных тогда: "Знаете ли вы, кто стал лагерем под укреплениями этими? И какие города взял он прежде - не чета этому". И ответили пришедшие: "Так говоришь, градоначальствующий, многих победил Фрунзе во дни прошедшие с войском, что было под началом его, однако не то оно нынче: меньше стало число его, нет в нем лучших бойцов, ушедших к морю, - попытаем же счастья: может, и совладаем с оставшимися!" И ответил Черных говорившим: "Добро, завтра будет решение мое. Сейчас же идите к людям своим". С тем и ушли пришедшие. И не знал Афанасий Черных, как поступить ему: сражаться ли на приступе либо отдаться на милость осаждающим. И созвал он тогда от каждого народа, из пришедших в Макат, магов их и волшебников их и слушателей богов их, и сказал им, чтобы спросили богов этих или духов или знамения - кто верит во что. И сделали те по слову его, и показалось им разное - одним, что надо сражаться, другим же - что смысла нет искушать оружие перед врагом их. И было на исходе время, отпущенное Афанасию Черных осаждавшими, а он не знал, как поступить ему. И когда проходил кто-то и говорил: "Сражаться!", то откладывал он спичку возле правой руки своей, когда же проходили и говорили "нет", то возле левой. Когда же истек час оговоренный, было спичек поровну, последняя же была - налево. И велел тогда Черных открыть ворота города того, и ушел посланный им исполнить это. И пришел уже после того киргизский мулла и сказал, что было знамение ему от могилы праведника веры их - видел он ящериц, вспыхивающих пламенем тихим без дыма, и из пламени этого вышли джинны и стали плясать и топтать тех ящериц, ящерицы же не поддавались им и бегали вокруг ног их. После же ящерицы те сплелись вдруг в огненный ком и из кома того родился Джирджис с горящим копьем и поразил обоих джиннов. И сказал мулла, что подобно Джирджису, разящему джиннов, должны пришедшие в Макат вместе с живущими в нем поразить врагов своих. И поверил Черных в знамение это и отдал приказ вступить в бой всякому, носящему оружие, но опоздал он с приказом этим, потому как входил уже враг в ворота городские, открытые по слову его, бывшему перед тем.

        5.
        Когда же истек срок, отведенный городу, послал Фрунзе узнать, что же решили защищающие Макат. И донесли Фрунзе, что открыты ворота города этого и белые флаги над ними. И обрадовался Фрунзе и сказал бывшим при нем: "Вот мудрость народов степей здешних! Войдем же в город, и да не обидит никто жителей его, и имущество их, если только не чрезмерно оно!" Когда же вступили первые из них в ворота эти, то увидели оружие, направленное на них, и бойцов многих, исполненных к бою. И завязался бой, и многие пали в первые минуты, потому как было это неожиданно для них. И донесли Фрунзе, как было дело, и смутилось гневом лицо его, и сказал он: "Горе лжецам города этого, да будут могилы их в собственных домах их!" И выхватил тогда шашку и крикнул коню своему, Бураку: "Живее, Бурак, лети же наказать преступников города!"
        6.
        И был бой на улицах, и длился он четыре часа без малого, и стал искать среди боя Фрунзе начальствующего над противящимися ему. И выкликал он его, чтобы сразиться с ним. Черных же, видя, что одолевают его, забыл про бойцов своих и поспешил сдаться сам вместе с бывшими при нем, и взяли их люди Евсея Калины и, связав, привели перед Фрунзе, когда бой уже кончался. И велел Фрунзе развязать Афанасия Черных, и сделали по слову его И подвели Черных коня из взятых в городе, и дали шашку одного из воинов его, павших в бою. И сказал ему Фрунзе: "Слушай, начальник над городом! Вот конь тебе и клинок тебе - сразимся же, и кто осилит: ты ли - и уйдешь отсюда куда будет воля твоя, и возьмешь с собой близких тебе и всего, в чем нужда твоя". И ответил Черных: "Мне ли биться с тобой, славен будь, Фрунзе? Что я - человек невоенный, не в битвах мое ремесло..." И сказал на это Фрунзе: "В чем же тогда твое ремесло? За что возвысили тебя люди?" И ответил тот как есть: что на акцизах он служил прежде и брал деньги от винных заводов и от иных заведений. И изумился Фрунзе ремеслу этому и воскликнул: "Вот муха на гноище! Раздавлю же ее!" И велел посадить его в бочку и, законопатив ее, залить до краю вином крепким и, залив, - зарыть на площади города этого Маката на пять саженей в землю. И сделали так.

        7.
        По взятии города стоял Фрунзе в Макате три недели, когда донесли ему, что замечены холерные больные среди жителей и несколько умерло уже. И созвал тогда Фрунзе полковников своих и сказал, чтобы вывели людей из Маката и стали лагерем двумя верстами к югу. И сверх того, чтобы выставили стражу из людей особо проверенных и надежных, дабы не было сообщения между городом и войском, да у городских ворот чтобы поставили стражу, дабы никто не вышел из города и не вошел в него. И сделали по слову его, и не было больше холеры в войсковом лагере, тогда как в городе все умирали и умирали. И послали тогда жители выбранных меж собой к Фрунзе, и не пускала их стража - еле умолили ее. И взмолились они к Фрунзе: "Почто гонишь нас, хозяин степей? Есть ли предел гонению твоему? В чем вина наша? Или не казнил ты тех, кто с оружием противился руке твоей? Или не взяли люди твои скот наш и имущество наше для нужд войска твоего? Или не холера нас косит? Почто же пресек ты путь купцам нашим и всякому, кому есть нужда ехать от мест этих? Ведь не жить нам так - подходят к концу запасы пищи у нас и нет корма для скота немногого, что остался". И ответил им Фрунзе: "За упорство ваше и измену вашу наказаны вы". И еще сказал: "Не я холеру наслал на вас - не ко мне и слова о ней". И сокрушились пришедшие против прежнего и сказали тогда: "Пусть так, повелитель битв, от века немало было владык над городом, и всякий, имеющий силу, говорил людям своим: "Сделайте то и то", если случилось что в городе". И сказал им Фрунзе в ответ: "Добро. Пусть будет по-вашему, населяющие хижины. Ставлю над вами человека, верного мне, и что скажет он - то выполняйте, а кто воспротивится - того настигнет рука его, как если бы моя рука. Да будет так - мы же выступаем послезавтра". И ушли посланные назад и передали жителям слова, слышанные от Фрунзе, и разошлись жители по домам своим, назавтра же пришел от Фрунзе посланец и сказал им, что поставлен над ними Еврей Гольц и дан ему отряд и зерна немного и скоро он появится в городе.

        8. МАКАТ
        Вот дела Еврея Гольца, поставленного над Макатом, от дня, когда выступил Фрунзе из лагеря своего, и до самой смерти его. Вот слова его, сказанные по прибытии в город, и слова были к жителям городским. И сказал он: "Пусть устроят возле города лагерь, наподобие военного, и пусть выведут туда пораженных холерой, и семьи их, и тех, кто живет с ними, и близких соседей их. И пусть окружат стражей лагерь этот и пресечется сообщение его с городом. И пусть истребят огнем дома заболевших и сохранят от имущества лишь деньги да сделанное из металла. И пусть пророют каналы в городе новые и расчистят старые, и уберут нечистоты, по берегам их лежащие, и запрещено будет впредь брать воду из них, а только ту, что привозить станут в бочках из мест вышележащих. Кого же уличат во взятии воды из каналов, пусть выселят в тот лагерь, что за городом". И спросили его жители: "Доколе будут за городом высланные?" И ответил он: "Покуда не пресечется холера и после того еще три недели". И ушли жители от него и сделали по слову его, и было высланных до четверти от населения городского. И прекратилась скоро холера в городе, те же, которые были в лагере, - умирали, как раньше. Скудной была их пища, тех же, кто пытался прийти к ним из близких, ловила стража и, наказав плетьми, отсылала назад. И пришли тогда вновь жители города к поставленному над ними и взмолились: "Почто истязать близких наших за городом? Солнце их печет, секут их дожди, скудна пища их, горька вода их - неужто нет сострадания в сердце твоем?" И ответил Еврей Гольц: "Не вашими ли настояниями я поставлен над вами? О чем плачете вы? Или не прекратилась холера в городе вашем? Что мелете пустое, идите же отсюда в дома свои". И ушли пришедшие в смущении великом. Когда же пресеклась болезнь среди высланных за город, мало кто остался из них. И прошло после того еще три недели, и разрешил Еврей Гольц вернуться им в город, вернулось же четыреста человек только. И было много сирот в городе том, и назначил Еврей Гольц особую подать на жителей Маката, сиротскую. И делил он так деньги эти: треть - на содержание дружины своей, данной ему Фрунзе перед тем, как выступило на юг войско его, и две трети на сирот. И нанял он людей, приглядывающих за ними, и женщин, готовящих еду и чинящих одежду им; сам же задумал отобрать из них способных держать оружие и выучить из них дружину себе, помимо той, что была уже у него с первых дней его в городе.

         9.
        Вот дела Еврея Гольца после холеры - и людей его, и все, что было в городе том, Макате. И жил там некто, по имени Гожевой, и был он старостой в квартале своем и владел домом крепким. И была у Гожевого дочь на выданье - Анфиска. Раз увидел ее Еврей Гольц, проезжая улицей, где был дом Гожевого, и запала ему девка эта. И велел он узнать, кто такая, и сказали ему. И послал он тогда людей своих той же ночью, чтобы выкрали Анфиску из дома отца ее. Когда же пробрались посланные в дом Гожевого, то заметили их слуги, бывшие там, и, схватившись с ними, убили одного, потому что приняли за воров ночных. Анфиску же не сберегли слуги дома, потому что решили вначале, что пришли гости за золотом и добром разным, которого немало было в доме. И доставили Анфиску к Еврею Гольцу, и сказал тот одному из людей своих: "Пойди же к отцу девицы этой и скажи, чтобы ложился спать и не убивался зря". И сделал тот по слову этому. И был день следующий, и отправился Гожевой к Еврею Гольцу, и пришел, и сказали ему, что будет принят он назавтра. И вернулся тогда Гожевой в дом свой и назавтра оделся в лучшие одежды свои и взял сыновей своих старших. И привели их к Еврею Гольцу, и спросил тот Гожевого: "Что хочешь ты, квартальный староста?" И сказал он в ответ: "Сила в руке твоей, начальник над городом. Праведен путь твой, и лежат к нему сердца жителей городских, ибо помнят они, кто пресек бедствие великое. Воистину, намерением добрым расположил ты их, нежели дружиной своей - ибо хоть и опытны бойцы твои, да малы числом против ополчения городского". И ответил Еврей Гольц: "Так говоришь, квартальный староста, и впредь так будет, ибо поставлен я укрыть вас от притеснений". И сказал тогда Гожевой: "Так будет, покуда не выступишь ты против законов, коими живем мы от начала дней". И усмехнулся Еврей Гольц и сказал Гожевому: "Что же не возмутился никто, когда велел я ровнять скот, пережевывающий дважды, по двадцать голов на каждый дом? Или когда велел отдать мне треть денег, собранных живущими здесь для богов своих, и на деньги эти велел мастерам городским отлить статую Ленина - отца нашего и вершителя дум наших, в память дел его беспримерных и гибели геройской во славу угнетенных людей всех краев и народов?" И ответил Гожевой на это: "Все так, отдающий приказы, но до времени так: запоминают люди дела неправедные, ибо есть глаза и уши у них. Подобно воде, в кувшин капающей, - рано ли, поздно - а всяк переполнится. Иной раз же достаточно и немногого, дабы повернуть мысли жителей городских..." И спросил Еврей Гольц, задумавшись: "О каком обычае говоришь ты?" И ответил тот: "Вот, стоящий над городом, обычай среди жителей здешних: если кто умыкнет девку из дома честного и известного среди прочих, - то пусть женится на ней, чтобы не навлечь позора на невиновных ни в чем!" И сказал тогда Еврей Гольц, рассердившись: "Не о дочери ли своей, Анфиске, говоришь ты? Что тебе до этого, глупый старик, - взгляни на меня: есть власть и надо мною - сегодня здесь я, завтра послан туда-то, а послезавтра и вовсе в поле, в лагере военном. Такого ли зятя тебе?" И сказал Гожевой: "Пусть так - но негоже держать девку из дома честного, будто вора в заточении". И рассмеялся Еврей Гольц: "Ты прав, старик, а ну как спросим ее саму - хочет ли в дом отца своего?" И велел позвать Анфиску, и сделали по слову его. Когда же вошла она к ним, и увидели Гожевой и сыновья его, что весела она и нарядна, и спросили они, не хочет ли вернуться в дом, где жила прежде, то ответила она, что хорошо ей здесь теперь и иного не желает она. И опустил голову Гожевой, изумившись. Еврей же Гольц воскликнул тогда, смеясь: "Правда твоя, старик: кто ж нарушает здесь обычаи дней прежних, и что нам делать с таким?" И сговорились они, что возьмет Еврей Гольц сыновей Гожевого на службу к себе - старшего в дружину свою, вторым после Ланко Затертого, другого же - начальником над работами городскими. Самого же Гожевого поставил он надзирать над купцами, в Макате торгующими, - как живущими в городе, так и других земель. Человека же своего, убитого в доме его за вора ночного, простил им, потому что каждому право - защищать дом свой.

        10.
        И доносили на Гожевого люди разные, что притесняет он купцов, в Макате торгующих, и что берет он вдвое против того, что положено градоначальствующим, половину же берет себе, а половину только - в казну городскую. И что нельзя никак воспротивиться поборам этим, покуда заодно с Гожевым разбойники, промышляющие дорогами караванными. И грабят они караваны по знаку его. И призвал тогда Еврей Гольц Гожевого и спросил его об этом, и ответил тот, что, мол, когда еще купцы были довольны начальствующими. И не спрашивал его больше Еврей Гольц, а сделал вид, что довольно ему слов этих. И послал Еврей Гольц человека своего, Ланко Затертого, в степь, дабы узнал он про разбойников караванных. И оделся Ланко этот в одежду простую и нанялся к купцу некоему идти за верблюдами. Вот вышел караван того купца из города на Хивинский тракт, и окружили его конные, многие числом, и стали требовать караванщика. И вышел к ним караванщик, и обступили его, и стали требовать мзды неурочной. И увидел Ланко Затертый среди них Корнея Гожевого, и еще некоторых, состоявших в дружине его. Изумился воровству этому, и когда ушли конные, получив свое, сказал караванщику, что будто передали ему дурную весть из дома и надлежит ему вернуться в Макат; и отпустил его караванщик.

        11.
        По возвращении же рассказал Ланко Затертый Еврею Гольцу все, что видел он за городом, и разгневался Еврей Гольц и хотел было призвать Гожевого, да передумал, надеясь выяснить измену
        большую. Корней же Гожевой и близкие его вернулись, как бы и не ездили никуда, - на следующий же день пришел Корней Гожевой к Ланко Затертому по делу службы его и, увидев его, вспомнил, что видел лицо это среди людей караванщика. Глаз же у Корнея был цепок от дней детства его - и когда примечал то или иное - всегда было так. И встревожился он и созвал бывших с ним на разбое, и вспомнили некоторые из них человека того в караване и сказали, что верно это Ланко Затертый. И объял их страх великий за места их и имения их, ибо знали они, что силен гнев начальствующего над ними. И помутил страх разум их и замыслили они погибель Ланко Затертому, но перед тем решили подкупить его, потому как надеялись, что не открыл он еще виденное за городом. И пришел опять Корней Гожевой к Ланко как бы по делам службы и стал сулить ему долю от оплаченного караванщиком. Ланко же Затертый был прост сердцем своим и прогнал его во гневе, сказав, что не примет мзды за воровское дело. И утвердился после этого Корней Гожевой погубить Ланко смертью и раз, придравшись к чему-то, сказался оскорбленным и вызвал того на поединок. И принял тот вызов, потому как думал, что будет честным тот бой и тем послужит начальствующему. Когда же стали они рубиться, собрались вокруг все люди Корнея Гожевого как бы смотреть, не преступлены ли правила. И не было никого там, кто был бы не вовлечен Гожевым, так как увели их прежде под разными предлогами. И был там один, державший в руках вещь бронзовую, и блестела она на солнце. И направил он отблеск в глаза Ланко, и дрогнула рука его, и пропустила удар, и смертью вышел ему удар этот.
        И донесли градоначальствующему, что будто сам Ланко затеял ссору и не могли унять его. И опечалился Еврей Гольц и воскликнул в сердцах: "На мне кровь его, что выжидал так долго!" И услышали из-за дверей слова эти и донесли Гожевому, и призвал тот сына своего, Корнея, и сказал ему: "Что сделал ты? Так погубишь ты нас всех - зачем не сказал мне о замысле твоем?" И ответил Корней: "Что делать теперь?" И сказал Гожевой: "Коли семя посеял - жди всходов: что ж не встать нам над городом - войско теперь далеко, и давно не слышно уже о нем - кто ж поможет Еврею? А в городе - многие ли не с нами? Дело только - дать знак им. Да уж и ждут они давно - иди же, сын, к друзьям нашим и поднимай их: иные вспомнят холерные выселки, а кто - девок, дружинниками попорченных, а кто и дома, где жили прежде и где теперь старшины дружинников пьянствуют что ни день! Многие ли останутся с Евреем?" И сказал в ответ Корней Гожевой: "Правда в словах твоих, отец, но есть еще купцы под рукою твоей - те не возьмут сторону нашу". И ответил ему Гожевой: "Дело говоришь - так начнем же с людей этих. Подговорим же чернь грабить лавки - будто бы от цен непомерных". И согласился Корней с отцом, и сделали по слову этому. И возбудилась чернь, и стали громить лавки купцов города, и донесли Еврею Гольцу, что горят лавки и всякий берет, что пожелает. И спросил Еврей Гольц, чьи лавки разорены, и сказали ему, что все, за вычетом лавок Гожевого и младших сыновей его. И спросил он тогда, отчего же не остановит людей дружина городская, и ответили, что восстали люди на дружинников и сбрасывают их баграми с коней и затем убивают. Иных же убивают прямо в домах, где стоят они. И велел тогда Еврей Гольц отправить гонца к Фрунзе, чтобы прислал тот людей в помощь ему, и позже велел другим людям послать второго гонца с тем же, на случай, если перехватят первого или случится с ним что в степи. И сделали по слову его, и пропал первый гонец в степях киргизских, второго же застрелили люди Гожевого, когда он вышел из города. Человек же он был заслуженный в боях и сражался под началом Евсея Калины с времен давних, и многие знали его и саблю его дорогую и коня его, которым он городился. И держали его лучшим вестовым всего войска. Когда же убили его пулей люди Гожевого, то замыслили поймать коня его, но не смогли, и ушел тот в степь. И поймали его люди степи, и напоили и продали другим людям степи, и отправили его купившие с табуном на юг, потому что прослышали о Фрунзе и что войско его пополняет коней своих. И случилось, что увидели коня этого люди Евсея Калины и узнали его и донесли начальнику своему. И понял Фрунзе, что неладно в Макате, и отрядил Сухого Федота на выручку.

        12.
        И увидел Еврей Гольц, что не удержать ему города, и собрал он тогда уцелевших из дружины своей, и укрепились они, и осадила их чернь и люди Корнея Гожевого. И пришла к Гольцу Анфиска Гожевая и сказала слова такие: "Выслушай меня, поставленный над городом властью прежней, - есть способ спасти нам жизни свои от взбунтовавшихся. Знаю я подземный ход отсюда за городские укрепления. Уйдем же в степь - нет места тебе в городе: разорвет тебя чернь, а коли подоспеет тебе подмога - не будет добра тебе от Фрунзе за то, что приблизил отца моего". И сказал ей Еврей Гольц: "Что же с людьми моими?" И ответила ему Анфиска: "Что ж жалеть о людях малых? Много ли гибнет по каждому случаю - и новые являются". И задумался Еврей Гольц, и подумал: "Что толку, если откажусь от условий этих? Разве предотвратит что-нибудь гибель мою тогда?" И еще подумал Еврей Гольц: "Цел буду, пока со мной женщина эта". И сказал он Анфиске: "Где же ход, о котором говорила ты?" И взяла она фонарь и спустилась в погреб дома, где находились они. И был ход оттуда, и пошли они ходом этим, и когда поднялись они вновь, то увидел Еврей Гольц сыновей Гожевого с оружием и понял, что обманула его Анфиска. И набросились на Гольца сыновья Гожевого и забили его до смерти, потому как казалось им, что этим приблизят они власть свою над Макатом. Анфиска же думала, что позволят ей уйти с возлюбленным ее, потому что так сказал ей отец ее, Гожевой. И увидев кровь его, и муки его, и судороги его перед смертью, разорвала одежды свои и воскликнула проклятья братьям своим и отцу своему и городу, где жила она; и не вернулась она в дом, где жила прежде, и приютил ее человек бедный, живший в грязи и отчаянье, и кормил ее и одевал в лохмотья жены своей, умершей прежде.

        13.
        И подступил к Макату Федот Сухой и обложил кольцом город этот, чтобы никто не мог выйти из него. И послал тогда Гожевой сына своего, Корнея, и передал тот осаждающим слова следующие: "Славен будь, военачальник: отдых людям твоим, корм коням твоим в городе этом. Спокойно в нем все - власть городская под рукою твоей, что ж до Еврея Гольца - добрая память мужу сему, избавившему нас от холеры. Чернь же, возмутившаяся против него, успокоена нами, казнены вожаки ее Артем Слепой и Митрий Киргиз и клюет ворон кости их". И выслушал эти слова Федот Сухой и сказал в ответ слова ласковые и отправил назад посланного.
        И обратились к нему близкие его и спросили, продолжать ли осаду укреплений городских, и ответил он, что нет повода снимать осады. И еще сказал, что ждет другого гонца его сердце, ибо приучен был Федот Сухой не верить слову человеческому.
        И вышло по сердцу его и как сказал он.
        И привели к нему Анфиску Гожевую, пришедшую из города мимо постов городских. И пропустили ее караульные постов тех, потому что знали ее за помешанную умом в городе том Макате. И рассказала она Федоту Сухому про смерть Еврея Гольца, и выслушал ее Федот Сухой и спросил после: "Для чего ж ты говорила нам все это - ведь там отец твой и братья твои и дом отца твоего?" И ответила Анфиска: "Не отец он мне боле - пусть огонь пожрет дом его". И велел Федот Сухой накормить ее и дать ей одежды, подобающие положению ее среди людей прочих.

        14.
        И велел Федот Сухой подвезти бочки с нефтью, мазутом и другими горючими веществами. И сделали так, и разлили нефть вокруг города и подожгли ее отовсюду. И увидели жители стену огненную, окружившую их, и дымом заволокло небо, и стали они задыхаться от копоти. И исполнились ужаса сердца их, потому как втайне ждали они возмездия за содеянное ими. И бросились они на тех, кого считали виновниками несчастий своих, и истребили Гожевого, и близких его, и сыновей его, и всех, кто был с ними. И после стали метаться они, подобно кошке на крыше дома горящего, и, обезумев, убивали друг друга и поджигали дома друг друга и грабили имущество друг друга, и лишь немногие уцелели.

        15. ЗАТМЕНИЕ
        И был третий месяц, как разделилось войско перед Макатом, и случилось затмение солнца во втором часу пополудни, и стало темно, будто ночью, и кони ржали в испуге, и мычал скот, взятый в обоз. И смутились люди и говорили разное, и пропала решимость их и вера, и сомнения обуяли их.
        И приступили к Фрунзе начальники астраханские, шедшие с ним: Федот Сухой и Архип Заяц, Матвей Плаха и Ефим Небогат, а также Евсей Калина - тот, что рыбник. И спросили они, как быть теперь и что сказать людям их для ободрения духа их, ибо иначе как идти дальше степью?
        И взглянул Фрунзе на людей своих, и собрал их по полкам их, и сказал перед каждым полком о радости дела великого и что не важно, что станется с каждым из них ради этого дела, и о памяти на веки, что оставят они среди встреченных народов, - ибо счастье их в дороге их, а не в цели дороги их, и долг их также в дороге их, и удача их - пока не задумались они о конце дороги их, и будет так впредь, так же, как и было прежде того.