В тот день, когда Берию решили брать - аккурат, на пленуме ЦК, для сподручности - Хрущев с утра волновался, понятно, аж в животе бурчало чуть-чуть. Спал он накануне плохо - ворочался все с боку на бок, пытался дурные мысли отогнать - да все невмочь: то одно в голову лезет, то другое. Аж зло берет. "Да что ж это я - уж и вспомнить ничего не могу, чтоб приятно на душе стало, спокойно." Закрыл он глаза, принялся вспоминать что попало - почему-то первой очередью терриконы полезли себе, громадные такие, старые, заросшие даже местами - потом, за терриконами следом, вспомнилось вдруг ни с того ни с сего, какие ладные, добрые помидоры ели в Донбассе прежде: кавуны - не помидоры, все ровнехонькие такие, словно по мерке сделаны, и блестят, что твое зеркало... Вздохнул Хрущев, на другой бок повернулся и принялся считать про себя - авось, сон придет!
         Да не тут то: едва до семисот тридцати шести докатил - в голову вдруг словно гвоздь: "А вот где сейчас кто, к примеру?" Уж не выйдет ли так, что он, Хрущев, один сейчас среди перин нежится - тогда как прочие все сидят где-нибудь да вполголоса совещаются, и не к добру тем, кого нет с ними... Словно бы холодок прошел, проскочил от пяток до макушки: "Да нет, едва ли, право..." Отлегло вроде. "А ну, как, Лаврентий Павлович почуял чего... нюх-то у него хоречий..." Хрущев опять заерзал: "Вот, черт, уж не уснуть теперь, хоть воймя вой!" Встал он тогда с кровати - кровать аж скрипнула - и в ванную поплелся. Поглядел на себя в зеркало, пригоршню холодной воды на лицо бросил, опять на себя поглядел, в задумчивости провел по лысине ладонью. "Ладно, чего уж... в сущности, я же простым рабочим парнем был когда-то, мне ли юлить поперед кем-то?.." Вернулся он тогда в спальню, лампу зажег настольную бежевую с бахромой. Минуту стоял, смотрел; затем оделся быстро, галстук повязал не затягивая и в коридор вышел, дверь за собой притворив.
         Тихо все было, как всегда. Хрущев зашел в кабинет, к столу своему приблизился, склонился над ним, на кулаки опершись: все как всегда, слева выводок телефонных аппаратов, черных с гербами - связь правительственная; справа лампа с абажуром зеленого стекла: щелкнул Хрущев выключателем - включил. Еще раз щелкнул - выключил. Опять включил и опять выключил. Все как всегда. Обернулся он тогда к столу спиной, лицом к шкафу книжному, где на полках энциклопедия покоилась, Большая Советская, с Собранием Сочинений Ленина по соседству, да по соседству также с полкой уже и вовсе пустой - где недавно еще совсем Сталин стоял томик к томику, а сейчас только муха ночная дремлет да пыль оседает себе непрерывно... Вот, значит, обернулся он к книжным полкам, хотел было у Ленина что-нибудь найти, подобающее случаю, да, взглянув на переплеты, передумал - уж больно пыльные они, того и гляди - расчихаешься...
         Взамен этого, потянулся Хрущев к энциклопедии, приподнял за корешок один из томов (стилтон - тарантуп), словно котенка набедокурившего за шиворот - да достал из-под него ключик. Маленький ключик, вроде мебельного, да чуть поприхотливее - такими ящички потайные отпирают, да сейфы походные - для полкового жалования предназначенные, к примеру. Ну, достал он, значит, ключик, после - ладошкой левой портрет Маркса в сторону отодвинул ласково - глядь, под ним, так и есть, сейф тот самый и обнаружился: отпер Хрущев сейф не без труда, затем шаг назад сделал и пот со лба вытер. Глядит в сейф.
         Глядит он в сейф, стало быть, а там - вроде как почти ничего. Ни бумаг, ни денег. Пусто... Лишь наган один лежит себе, чернеет - барабан на сторону отогнут... Рядышком патроны россыпью, десятка два, не более того - револьверные, само-собой, а чуть пообок - граната ручная ребристым боком притаилась, словно гостинчик новогодний какой... Вынул Хрущев револьвер, поглядел в дуло, затем патроны правой рукой сгреб и принялся барабан снаряжать - неспешно так, привычно, словно бы каждый день этим занятием пробавляется. Сует он патрончики, один за одним - а сам даже и вовсе о другом думает: об членах Президиума думает, об каждом из них лично - сдюжат ли, не подведут ли... наконец, закончил он револьвер снаряжать, протер его ласково, оставшиеся патроны в карман сунул да тут вдруг задумался крепче прежнего: "Эх, ведь с каждым по отдельности на пленуме беседовать - это еще, как говорится туда-сюда... Иное дело, если вдруг какое коллективное решение придется отстаивать!.." И на гранату взглянул непроизвольно. Лежит себе граната, молчит, что Ленин в Мавзолее. "Да нет, это вряд ли, право... упреждение необходимое сделано... совладаем..." И захлопнул сейф, гранату внутри оставив до времени, так сказать...
         В тот день с утра все в Кремль собирались - совещание какое-то назначено было, что ли... В общем, приехали все: и Берия с Маленковым, и Булганин с Микояном, и Хрущев с Кагановичем. Хрущев всю дорогу наган в кармане ласкал непроизвольно - мысли все какие-то лезли в голову неподобающие: представилось, почему-то, как Сталин покойный балеринок из Большого Театра обхаживал. Прямо так живо вдруг привиделось, как Рябой юбки их белые искусственные собственными руками стягивает - сам как есть, при параде: при звездах маршальских, китель застегнут до подбородка. "А, ну, павэрнитесь, таварыш балэрина... вот так... харашо..." Балеринки попискивают чуть-чуть, но повинуются само-собой - юбчонки долой, трико белые, в обтяжку - туда же, стоят себе, голенькие, как на подбор: ножки точеные, мускулистые - что твой мрамор, спереди - пушок чернеет, кудрявится, сзади - попки... ну, да попки у балеринок неинтересные - смех, а не попки... плюгавки, одним словом... и чего Рябой на балеринок западал - не взять в толк!..
         Вот въезжает Хрущев в Кремль, в воротах охрана эмгэбэшная - околыши фиолетовые, на пару с армейской - то Москаленко позаботился, якобы действия в угрожающий период отрабатываются: увидел их Хрущев и отлегло чуток - стало быть, по плану все идет пока... Подкатили к подъезду; видит Хрущев - другие машины стоят-дожидаются, глаза скосил - еще одна следом заруливает, а внутри от лампасов да звезд - прямо сияние. Генералы, значит. Как договаривались. Дело за малым теперь - чтобы Берия не испугался чего...
         Прошел Хрущев в зал заседаний, генералов же в соседнюю комнату отвел, где обслуга прежде сидела обычно, да наказал обождать чуток - при том не преминул Хрущев в глаза заглянуть каждому: как бы там чего... Но нет, спокойно было в глазах генеральских, пепельно-холодно и пустынно: с такими глазами что кавалерию бросать против танкового клина, что Висла-Одрскую операцию повторять победоносно по два раза за любую из участвовавших сторон на выбор... Одним словом, не подведут генералы!..
         Вернулся Хрущев в зал заседаний и принялся расхаживать взад-вперед перед кафедрой - нервничает, понятно... Ходит он ходит, думает он думает - а в глаз ему все город Стерлитамак почему-то с карты настенной тычется! И хрен его знает, что за город - а хоть удавись: Стерлитамак да Стерлитамак... Стал тогда Хрущев, от нечего делать, конечно же, склонять его, как в школе учили: Стерлитамака, Стерлитамаку, кого? Стерлитамака... нет, Стерлитамак, так и будет... что еще?.. Стерлитамаком... чем, кем? Да, Стерлитамаком... о чем?.. о чем же?.. о Стерлитамаке... господи, ну что, в самом деле, на свете может быть о Стерлитамаке?.. да живут ли там люди, вообще?.. да и жизнь ли это?.. похоже ли это на жизнь, в самом деле?.. знает ли кто-нибудь? Как, кстати, называются они, эти жители - Стерлитамаки... нет, Стерлитамакцы... Стерлитамакцы и Стерлитамачки... нет, может, Стерлитамачихи?.. Бог ты мой, да разве ж такое выговоришь!.. Разве ж можно жить в городе с названием Стерлитамак?.. Разве ж можно управлять народом, живущим в городе Стерлитамак... это ведь обруч раскаленный - а не участь!.. И жалко стало себя Хрущеву - жалчее некуда, нащупал он опять непроизвольно наган в кармане брюк, поглядел на головы собравшихся и опять гранату давешнюю вспомнил. Непроизвольно, понятно ж - а вспомнил... Но тут, наконец, и Берия прибыл, вошел себе, как всегда - в пенсне да с портфелем... вроде как ничего особенного - занял свое место, портфельчик расстегнул громко так, со щелчком, бумаги достал какие-то, авторучку. Сощурился Хрущев, вгляделся, что за бумаги, думает - да нет, ничего вроде, просто лист чистый, чтоб пометки делать, докладчика слушая. Ну, стало быть, открыл Хрущев заседание. Повестка, говорит, у нас сегодня напряженная донельзя, потому как вопросы все дюже важные до чрезвычайности. Перво-наперво, конечно же, Гватемала беспокоит нас всех, потому как происки там сплошные и прочие гнусные дела мировых империалистов, американских главным образом. Еще надо сказать - в районе Синайского полуострова ужасно все осложнилось, и того и гляди начнется эскалация. По этому случаю нам надо решить, товарищи, какие именно сделать заявления и когда - от лица трудящихся наших, возмущенных до глубины мозга, а когда - от имени МИДа по соответствующим, как говорится, каналам...
         Тут Хрущев дух перевел, вытер с макушки пот платком да в лица присутствующим заглянул: ничего так лица, напряжения какого-то особого не заметно по первости...
         "И еще, товарищи," - продолжил Хрущев, - ''надо нам с вами утвердить порядок чествования ветеранов труда и различного рода заслуженных работников ряда отраслей народного хозяйства, причем сделать это надлежит со всей ответственностью, согласовав затем с партийными и хозяйственными руководителями республик, краев и областей." Вновь перевел дух Хрущев, глядит - кивают сидящие в зале понимающе, даже Берия - и тот кивнул, как будто, пометочку сделав, пенсне аж сверкнуло бликом нескромным. "И, наконец, последнее в нашей повестке дня," - вновь продолжил тогда Хрущев, - "Как вы, небось, заметили, товарищи, у нас сейчас тут параллельно учения некоторые отрабатываются на случай разных чрезвычайных дел, как говорится, поскольку бдительность, вы знаете, терять ни на миг нельзя никогда - оттого у нас режим теперь вводится особый и прочие вещи, с этим связанные. Доложат нам об этом сейчас военные товарищи - маршалы Жуков и Малиновский, мы их специально пригласили для этого. Есть предложение их вначале заслушать, с тем чтобы после они смогли вернуться к управлению войсками без промедления. Как вы считаете, товарищи?" Хрущев голову поднял. Колыхнулось. "Ну, вот, я вижу, все согласны. Пожалуйста, товарищи маршалы, входите!"
         И тут Берию словно кольнуло что-то - будто ток электрический прошел сквозь мышцы. "Эх," - думает, - "чтой-то нечисто здесь... с каких это именин Никита так выделывается..." Обернулся он, видит: входят в зал маршалы, четверо разом, торжественные, что на похоронах - и у каждого в руке по нагану. Входят они в зал, вперед проходят и около Берии становятся - Конев и Рокоссовский чуть впереди, Жуков и Москаленко несколько сзади. "А, ч-черт," - думает Берия, - "Вот ты, Никита, что задумал... а еще простачка из себя строишь, репа хохляцкая..." "Итак, товарищи, я должен сделать очень важное заявление" - произнес тем временем Хрущев с кафедры, - "Мы, товарищи, сейчас здесь должны безотлагательно решить вопрос в отношении товарища Берии Лаврентия Павловича." Смолкло все, даже Ворошилов перестал в носу ковырять раздумчиво. "Есть сведения, товарищи, к которым мы обязаны отнестись со всем вниманием. Сведения о том, что Берия Лаврентий Павлович, грубо нарушив принципы демократического централизма и нормы партийной жизни, планирует осуществить в ближайшее время единоличный захват власти, отстранив от исполнения своих обязанностей, а затем и уничтожив физически всех, сидящих, к примеру, сейчас в этом зале." Легкий гул пробежал и смолк тут же. "Сукин ты сын!" - подумал Берия и за папочкой своей потянулся инстинктивно - однако тут же рука ему легла на плечо, твердая такая, что гаечный ключ, все равно. Сник сразу Берия, голову опустил и только авторучкой по листу бумаги белому забегал: оживилось перо, будто вдохновение нашло какое - пишет себе, не думая, что-то, потому как мысли не собрать в единую копну, хоть тресни. "Резюмируя вышесказанное," - продолжал Хрущев тем временем, - "считаю необходимым арестовать гражданина Берию тут же незамедлительно, назначив тщательное расследование всей его деятельности за последние годы." Паузу сделал - в последний раз на лица сидящих в зале взглянул, затем кивнул и, обращаясь к маршалам, произнес нараспев, словно заученное: "Товарищи маршалы, приказываю вам обеспечить охрану гражданина Берия в продолжение всего времени, необходимого для следствия."
         Пять минут спустя уже не было никого в зале - лишь лампы горели тускло, город Стерлитамак на карте СССР высвечивая. И лишь под правым самым столом во втором ряду листочек белый валялся, забытый, - обычный листочек, писчий, какие всегда в канцеляриях. Впрочем, листочек не чистый уже, порченый: рукою Берии ведомое, по нему перед тем перо гуляло сверху донизу и обратно, выводя, в печальной задумчивости одно лишь слово - "тревога", "тревога", "тревога".