|
|
|
|
* * * Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада, слабенькой Надежде, что живет у почты, кроме той Любови, виденной в беседке, а не старой Веры, седенькой соседки, и ни ее крови, и ни ее почвы. Не исполнит Люба надина каприза – Nada*, словно люстра, свесится с карниза, свесится, поникши головой садовой возле той беседки, у Любви бедовой, что не поделила с ней свои излишки, что не разломила на две шоколадку. Не узнает Надя, как бывает сладко. Вот такие, Соня, тут у нас делишки. __________ * Nada – ничего (исп.) 04.09.04, Уютное * * * Старый вуйко Гойко Митич, вождь немирных черноногих долгоруких черногорцев, сорок лет с женою Гойкой ел кошерную свинину, был примерным семьянином, верным мужем и ваще. Но скотина бледнокожий, черножопый, как ботинок, совратил его, беднягу, соблазнил и обесчестил, напоив его трефною, падла, огненной водой. С той поры несчастный вуйко отпустил винты и гайки, открутил кранты-гидранты, во все тяжкие пустился, в пьяный пляс пустился Митрич вместе с Гойкою женой. В сиську пьяный, в жопу голый, лишь в одних орлиных перьях, на тропе войны, бесстыжий, он танцует с трубкой мира. Он набил в нее канабис, зелье-порох и картечь, фитиля неслабо вставил, пыж забил из желтой прессы, но, залив глаза горилкой с медом, с перцем, от Nemiroff, он забил заряд не туго, он живет себе, не тужит, он не тужится под елкой, то березкой, то рябиной, под сосною зелено́ю, под ракитовым кустом, он не мастер-маг Данила, у него всегда выходит быстро каменная чаша, хоть порой она, признаться, иногда выходит боком: у него жена Далила, шикса с Выксы, чи с Вуоксы, накрутивши оселедец, ирокез его роскошный, привязавши к изголовью, оттянувши ему челюсть, бородою раскудрявой ассирийской синекурой зацепив за падлакотник, заглянув в дупло гнилое, удалила ему зуб. Как простой самаритянин, как Марина Магдалина, из простого состраданья, не помывши даже ноги, без асептики, без мазы и без местного наркоза, чисто на энтузиазме удалила ему зуб. Он ей в руки не давался, он царапался, брыкался, он орал, как ненормальный*, он за весь базар ответил, он ей зуба не давал. Но в конечном результате у него под носом вакса, у него под глазом клякса типа бланша, в ухе клипса, у него стальная фикса вместо зуба на нее. Да чего уж «вместо зуба», вместо всех зубов у вуйка одиноко блещет фикса, не понять за что держась. Он не блещет красотою, только фиксой, только факсом, только фуксом, только фактом своего существованья единичным, только глазом. Он мигает этим глазом, он бликует этой фиксой всем красоткам перехожим, хоть жена его за это лупит скалкой, томагавком, молотком и чем попало и по чем попало тоже, он, избит и окровавлен, но бессмертен, словно Один, все равно он в глаз мигает, тоже, в сущности, в один. Не Даян и не Кутузов, а простой гурон Митурич, он почти в натуре Нельсон, в натуральном голом виде, в боевой своей раскраске пляшет танец трафальгар. Он кричит, и тучи слышат, он мычит, рычит, рыгает, он урчит, и тучи видят, как из Митрича выходят чаша каменная, трубка, пеммикан и строганина, вампум, лодка, лук и стрелы, пара-тройка свежих скальпов, группа скво, пяток вигвамов, семь страниц из Гайаваты в переводе Михалкова с пиджин инглиш на иврит, как из этой биомассы вдруг возносятся крылатый конь в пальто и неодетый здоровенный великан. Чайки мечутся над вуйкой, стонут, мечутся, рыдают. Да одни лишь разве чайки? Тут и шкоды, и победы, волги, хаммеры и форды, мерсы, бумеры, шестерки, ягуары и мустанги, и чероки, и т. д. – словом, вся экосистема – духи, фауна и флора, люди, негры и евреи – все в смятенье, все рыдают: Будя! Скоро грянет Будя!** Но великий Гей Вуячич, рея грозным Калибаном, не внимает их рыданьям, ихним слоганам и кличам, колебал он их призывы, их мычи и их орала: им, годарам, недоступно перекуйство и ваяйство, наслажденье битвой жизни, сшитой дратвой с жатвой смерти, сытной жрачкой, мертвой жертвой, бритвой Оккама и прочим, что доступно в виде кайфа только истинной братве. По вучетич в биомассе, погруженный в акт творенья, все, что теплого имелось в Мире Внутреннем у деда, Горько-Матич в Мир Наружный изблюет от уст своих. Шесть ночей и дней творит он, словно Яхве, или, скажем, Гитчи Маниту могучий, извергая из отверстий многодумной своей тыквы безобразие и хаос и вселенский беспредел. Но уделав все, что можно, в пароксизме креатива в виде творческой предъявы навуячив кучу тварей, артефактов и объектов, артишоков и объедков, атрибутов и аспектов, ипостасей и обличий, лишних сущностей, явлений, распальцовок и понятий и другой хуйни-муйни, на седьмые сутки все же дедка Митрич утомился, обломался, обстремался, впал в кафар и черный амок, весь намок, усох и выпал в незначительный осадок, изнемог и опустел, и от буйства отдыхая на своем широком ложе, взяв за репку и основу бабку Гойку как супругу, напоследок сделал внучку, Жучку, кошку, пару мышек, снес яечко золотое, снес забор вокруг вигвама, и крыльцо о трех ступеньках, снес укоры и побои от супруги, старой Фрейи, и на этом, захрапевши, смежив глаз и пасть разинув, и пуская сладко слюни через моноидефиксу, от трудов своих великих беззаботно опочил. _________ * См. А. Левин, «Снятие с учета». ** См. А. Левин, «Гундосая песнь». 05.09.04, Уютное * * * Странный сон мне этой ночью приснился: будто бы я на каком-то корабле, на котором должен плыть некто являющийся одновременно Денисом Новиковым и Алексеем Денисовым, вручаю ему взрывное устройство, изготовленное в виде даримой ему книги «Пакет» Всеволода Некрасова, а затем, спустившись по трапу, подхожу к стоящему на причале с индифферентным видом Д. А. Пригову и под предлогом взятия автографа сую ему свою ручку, которая есть ничто иное как дистанционный взрыватель. И хотя мы оба понимаем, что писать автограф абсолютно не на чем, Д. А. ручку берет. Но когда он нажимает кнопку, чтобы высунулся стержень, ничего не происходит. И хотя стержень благополучно высунулся, он нажимает кнопку еще раз и еще раз, и тут наконец корабль взлетает на воздух. Тогда Д. А. закатывает глаза, оскаливает зубы и в свойственной ему при чтении своих текстов диалогового типа фальшиво-экзальтированной манере восклицает: «Дети, какой светильник разума угас? Какое сердце биться перестало?». И выдержав паузу, отвечает наставительным тоном: «Ярко светивший светильник, дети! Жарко, дети, бившееся сердце!». Затем Д. А. отдает мне ручку и уходит, а в воздухе возникает дух Нины Искренко. Он летит, по-стрекозьи трепеща белоснежными крыльями из тонких деревянных реек и папиросной бумаги, высунутыми в такой знакомый большой вырез на спине нининой легкой кофточки, и, кружа над тонущими обломками корабля, замогильным голосом Левитана произносит: «Ро-о-оссийская культу-у-ура понесла-а-а!..». И наплывом на этот кадр пошли какие-то длиннющие титры, так быстро едущие снизу вверх, что прочесть ничего невозможно. А дальше какая-то уже совсем невразумительная сонная чушь. Видимо, на большее драматургических способностей моего подсознания не хватило. 06.09.04, Уютное * * * Пришел Кого? и спрашивал Какого!? Какого!? нет, сказал ему Пошелты! и он ушед обрат. О, брат, ты, как!, ушед повесивши, как швед из-под Полтавы, а вы болтали, что уж там кто-кто, а уж Кого? такого даст Какого!?, что от Какого!? просто ничего… И ничего. И ничего такого. И ничего подобного. И все. 09.09.04, Уютное * * * Мы в нашем детстве были королями. У каждого был двор. Где нынче те дворы? Где королевства детства? Где? Где проходные, таинственные, пыльные? Где всё? Где подворотни – темные, сырые, опасные? Где низкие сараи, хранилища загадочных сокровищ? Где сердцу милые дворовые помойки? Где лабиринты бельевых веревок с мотающимся сохнущим бельем? Где черные ходы кошачьей вони? Где те дружки, дворовая шпана с пристеночкой, пушка́ми, расшишами? Где ножички, где биты и рогатки?.. Все кануло неведомо куда. 09.09.04, Уютное * * * Вот и конец твоей belle epoque*, дурачок Филиппок. И это не ты Филипп Красивый, и тебя не спросили, а просто взяли и сбросили на желтую свалку осени, а потом и дождички заморосили, занапоминали: не пора ли, мол, в Россию из Малороссии. Мол, не засиживайся в незалежной, Крым не резиновый, а уговор железный, тянуть не резон, да и бесполезно: был срок belle epoque, да весь вышел, и куда ни кинь, везде fin** – типа как тын, только еще выше. ____________________ * Belle epoque – прекрасная эпоха (фр.) ** Fin – конец (фр.) 09.09.04, Уютное * * * Ткань текущая леса, вещи ветви, двери чащ, что там: кущи-шторы, древа рощ листья, ширмы формы, шоры мер и весов, гири тропов? Только дрожь рельс – вдаль, мимо, мимо, вдоль полос и рощ знаков знаков, семафоров смысла, дальше, дальше; моноритм рельс, пульс шпал метра, стук на стыках строк, строф, стрелок, лязг стальных ладошей, звонкие тяпки-ляпки, скрежет тормозов, длинный скрип пауз, медленное, медленное тихое потрескивание, ожидание сводит с ума пальцы, до отказа сжатая пружина покоя, тягостный пробел тишины, цезура; вдруг – рывок, сквозной пробег стаккато вдоль всего протяжного костяка состава, перекличка строф, скрежет букс, букв, набор разгона и опять бег и путь, и гул ветра метра, свист в щеля́х, зазорах вывихнутых окон, люфт в пазах, свихнувшихся размерах, литерных допусках и обезумевших посадках, шпациях и цифрах букв, слогов числах, трепет клаузул: мягких, вязких – женских; липких дактилических, почти желейных. Смазанный, летящий порет пейзажа, то песок, то гарь, то шпалеры букса; то песок в буксах и гарь, то вонь кокса; то в обрывах, тресках на нечистых простынях окон в душных клубах пыли сел, немых полустанков дрели птиц, пролет скоб и дров – грузный, судорожный, как кино двадцатых; промахнет перрон, дощат; верещат цапфы; пересчет стыков, перестук ритмов, не пером, тиком разговор камер, где мотки сроков мотает время, алфавит, недоступный простым смертным; не дано им знать и рецепт состава, что несет и мчит их в сгущенную тьму пространства, где порой лишь сверкнет золотым зигзагом из незримой трубы паровозной тяги на короткий миг верткая зга догадки, жужелицей огненной мелькнет и сразу сгинет. 10.09.04, Уютное * * * Жара устала, спала. Ночь спала. Спадало покрывало. Слиплись веки на веки вечные, и спавшиеся реки впадали в горе прямо со стола, где опадали, медленно шурша, сухие листья старого блокнота. Упало сердце. Дрогнула душа – в ней, дребезжа, нечаянная нота, как клавиша, запала; и запал пропал, остыл и выдохся, и выдох был труден. Остывающий опал белка дрожал, предвосхищая выход за горизонт. Диастола росла, сгущалась кровь, шурша, спадались вены, и, фистулой свистя, из-за стола вставая, уходили мельпомены, как гости, что наведались шутя и, выпив весь запас, пошли все к черту, и сонная артерия, сипя, сосала кровь мелеющей аорты. Стол стоя спал и вздрагивал во сне, как лошадь, что во сне терзает овод, и повторялось тенью на стене, как с лошади стола свисает повод настольной лампе горестно гореть, не стухнув, но маяча вполнакала, стараясь не светиться здесь, на треть, наполовину. Лампочка моргала, подмигивала: Хватит! Стол устал! Блокнот устал, устали все, устали! Давай все завтра, с чистого листа, сейчас же спи и вздрагивай устами во сне… 10.09.04, Уютное * * * …довольно, спрячь, не вынимай, не трогай зеркальный понятийный аппарат с его нелепой раздвижной тревогой, слепящей спешкой и четырехкрат- ным преувеличением гипербол; уйми их зум, их суд, их скорый зуд – им не хватает выдержки: «Кто первый?.. Кто самый?... Кто?..» Никто! И не спасут позирующие фигуры речи, когда не фон, не задний план – судьба не в фокусе, и дрогнувшие плечи чувствительности, ложного стыда, его бесстыдства смазаны, размыты… Судьба не сцена, карма не сюжет. Тут шевеленка, и поди сними ты, когда из каждой щели прет кысмет*. ____________________ * Кысмет – судьба (тюркск.) 18.09.04, Уютное МНС Leise flehen meine Lieder Durch die Nacht zu dir… Ludwig Rellstab* Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной. Николай Огарев. Serenade И входит айне кляйне нахт мужик… Иосиф Бродский. Двадцать сонетов к Марии Стюарт, сонет VII Песнь моя летит мольбою, сон очей моих бежит… Успокойся, Бог с тобою, айне кляйне нахтмужик. Ночь пройдет, наступит утро, и опять наступит день, жизнь не кончилась как будто, просто вечер набекрень, просто тьма листает ретро: утро, вечер, день и ночь. До стены всего пол метра, дотянись, коснись – и проч. Спи, и в сонном парадизе западет в гортань язык, и снесет тебя к Луизе Eine Kleine Nachtmusik ** __________ * Тихо умоляют мои песни тебя сквозь ночь…
(подстрочн. перев. с нем.) 21.09.04, Уютное * * * Корефан философии Оккам сказал, что в натуре след фильтровать базар и не множить сущностей мимо темы, экономя думку; за базар отвечать и понятия первой интенции отличать от понятий второй интенции, где мы соотносим первые, разводя по понятиям, но опять же – следя за базаром в терминах позитива и, поскольку Оккам авторитет, без понтов отдавая приоритет чисто конкретному notitia intuitiva*. Универсалии же – просто типа знаки вещей и продукты разума, и ваще, как нас учит великий Оккам, неспособны вещи обозначать, но зато ими можно права качать как понятиями о понятиях. О как! ____________________ * Интуитивное знание (лат.) 23.09.04, Уютное * * * Физкультурница в майке и пышных трусах мне приснилась в неполных мальчишеских лет этак надцать; тугие ее телеса посулили блаженство, оставили след на измятой простынке, в смятенной душе и несметных подвалах сырого ума. С той поры баснословной минула уже голословного времени тьмущая тьма, лет, наверное, сят, и, наверное, сыт всем по горло: из чувств – только скука и страх, но все помнится тот восхитительный стыд, физскульптурница та в несюсветных трусах. 23.09.04, Уютное * * * Именно так обозначен был этот звук, именно так: помаячил и был таков. Именно так, не иначе, именно так, словно бы кто помахал, подавая знак, слабой рукой помавая, глубо́ко ушедшей в рукав после того, как замер звук в тишине, после того, как зуммер знака затих. Был ли тот знак, тот звук предназначен мне, или я принял его за других, за тех, то ли он принял меня за тех, других? Так ли, иначе ли, звук этот, знак возник, слабый, как если сквозняк или зевок, или в курятнике ночью звук возни, или возьми, к примеру, вздохнул завод у заводной игрушки уже потом, после того, как она завалилась вбок, кончив кружить; или коротко взныл кото*, струны которого зацепил клубок или лапой котенок, который играл этим клубком и, задевши за звук, удрал вскачь, боком, боком, задрав восклицательный хвост. Так ли, иначе, но так я и не узнал, был так озвучен знак, то ли означенный звук был порожден случайным движением рук, обозначал ли он некий зов и сигнал, мне предназначенный, или же просто крюк, нотный знак, обознавшийся в паузе мной, всхлип темноты, обожравшейся тишиной, был ли у знака в начале заначен вопрос, или у звука в конце вопросительный хвост. __________ * Японский струнный музыкальный инструмент, разновидность цитры. 24.09.04, Уютное * * * Буколический буквализм букваря, как с живыми нами с ними мертвыми говоря, обещает им-нам, вообще говоря, некую вечность. Вообще, говорю это я им-вам, механизм этой вечности обетован тем, кто предполагает, что плоти вигвам – лишняя сущность. В сущности, это просто такой инь-ян в виде кувшина-ловушки для обезьян. Жизнь эта – просто мелкий изъян, сущая частность. Смерть же – это такой им-нам данный свыше дивный небесный Аннам*, где уже мы-они не зовемся по именам, сбросивши личность. Выходя из жизни, клетки, тюрьмы в обетованную вечность, они-мы превращаемся в наше-их анимэ типа Диснея. Эти мульти-пульти, цветное кино, будут длиться вечно, но все равно мы-они грустим о жизни, как это им-нам ни смешно, расставаясь с нею. ____________________ * Аннам (от китайск. Аньнянь – «Умиротворенный юг») – название Центрального Вьетнама во времена французской колонизации (1884-1945). 24.09.04, Уютное * * * Довольно дремать, поднимись, оглядись, зайди в этот странный земной парадиз, сумной парадокс под названием «жизнь», внимая с терпением пению птиц, вникая в его механизм: с чего начинается все на земле и как образуется хлеб на столе, и как появляется мясо в борще и жизнь вообще. Но выводы делать постой-погоди и сущностей лишних сюда не води, потешных полки не вводи аксиом поспешным, но вряд ли успешным путем, не строй постулатов на месте пустом, успеешь потом. Ни строй постулатов, ни полк аксиом не выстоят здесь и не выстроят дом, они возведут лишь Содом и хулу. Ты лучше возьми пастилу и халву, лукум и орехи, шербет, пахлаву и спой им хвалу. Всем сладостям жизни пропой этот гимн, пусть будет в нем алеф и будет в нем гимл, пусть будут в нем млеко и мед, и нуга, пустыни и горы, леса и луга, и все берега. Из сладкой надежды одежды кроя, попомни, что все, что имеет края, однажды кончается. Так и свою одежду сносив, станешь ты на краю – и в это мгновенье поймешь наконец, что край это берег, и тут не конец, а только начало. 25.09.04, Уютное DE PROFUNDIS (фасции или связки) I отказал в кредите головной мозг на периферии завис смог откачать еле полкило в час как сосуд лопнул головной смолк филиал сопли жует скот как паук в смолку коннект увяз на периферии засел жлоб доказал кретину договорной срок заказал время потехе час указал место! сидеть! стоп! на расправу крыльев махаться скор но убить время не мой заказ как тарантул в смольном контекст увяз раскачал связи сетевой мозг увязал смыслы в такой сноп парадигму речи сведя к хуям что поджал губы центровой сноб затянув тиком монокля морг пляшет тарантеллу глазной нерв креатив смачно юзает слэнг раскатал губы говорной стиль гоноша слоган из фень и скверн городя культуру из дров и слег постмодерн in action* das ist zu viel** II как тантал в нижнем комдив завяз жаждою томим он идти на вы из глубин урала шеломом пить в добрую самару таких заяв de profundis clamavi*** челом бить перевод с латыни положь да вынь конница наметом броневик сдох тарахтят тачанки прислугу взять добрую фамарь на передки слаба в сторону атаки сильна зато развернуть с налета лихой задок (чтобы как вкопанная волчья сыть разорвать удилами волчью пасть) да по волчьей сотне с флангов всыпь да поверх бризантными трах-бабах а вода в урале быстра холодна каменисто дно петр камень да ил но ходить по водам явный абсурд каменную чашу будем пить до дна долго тему рока на халяву доил нынче нас максимы не спасут III как паук в банке центробалт спит центробанк держит неверный курс на периферии залег враг а назад ни шагу как спирт сожжет стыд но врагу это не сойдет с рук не москва ль за нами сказал политрук и земли за волгой нет рявкнул граф показал глядите головной дозор взвод караул сопли жует мразь пост номер один штаб знамя изъять жиды и коммунисты грудью на дзот остальная сволочь на штыки враз взявши часовых охранение снять IV а казалось сняли головной шор креп мавзолея крейсер незримо дал крен как вода в трюме время стоя гниет зеленый свой убор не роняет кремль мог бы и достоинство тоже ан хрен вроде плыл с родиной но мимо нее как тартан корта подменный царь на татами сменит и теннисный двор растянуть связки нефтяных труб накачать мышцы в поте лица в качестве гарантий наломать дров притащили сети партийный труп посмотри тятя на этот контекст это наш консенсус в подарок тебе есть еще батька тоже тот презент автор парадигмы адольф конквест вот сведя бровки любуйся теперь новые союзки пошить претендент только и осталось спросить не жмет переход с латуни в железный век раскатал паласы подковерный стиль ну а кто сверху идет пока врет только это вовсе не смена вех это петр дна пробный камень сил V это вход в тартар вытри ноги палас тут хер питер карма кремлевских бойниц но оставь надежду всякий входя отыскать отличье грановитых палат от палат районных драных больниц морга их вечности от мига вождя смотрит не мигая простая смерть из любых глазниц на тебя в упор моргала что по облику не различат павлик ли иуда царь или смерд приступ ли сердечный или ржавый топор входя ли в президиум на плаху ли в чат ____________________ * In action – в действии (англ.) ** Das ist zu viel – это слишком (нем.) *** De profundis clamavi [ad te Domine] – Из глубин взываю [к Тебе, Господи] (лат.) Псалтирь, Пс.129-1 26-29.09.04, Уютное * * * Ты не гляди, что летами я мафусаил я еще в общем какую-нибудь суламифь очень и очень могу уболтать уломать так что рано по мне скорбеть заломив руки и цену за гроб повапленный сульфамид лучше-ка дай мне от триппера да умолоть добрую миску похлебки из чечевиц но не проси за это моих первородств был я и буду еще не раз очевидец грозных разных событий переворотец против которых октябрьский просто пустяк так что увидимся лет этак спустя сотню-другую тогда и поглядим кто поглядит а кто полежит в гробу кто будет с девками спать а кто будет гнить один и кто на могиле чьей спляшет спытав судьбу надо признаться автор отнюдь не такой герой в лучше случае он персонаж а скорее тип но и ему бы так хотелось порой что-нибудь этакое глумливо произнести да не прожить ему мафусаилов век он и свой-то уже не без труда влачит вместе с пузом и вряд ли долго продержит верх в этом беге где судьи нянечки и врачи гробовщики и прозекторы и о котором знать дано лишь что лидерам первыми не сносить головы что то что прошло вовеки никому не дано догнать и от безносой точно не убежать увы 29.09.04, Уютное * * * Отбывающий пожизненную повинность здешних мест обыватель и временный обитатель, отбывать собираясь в иную обитель, я пока еще только умом подвинусь в эту сторону, сразу же скажут: спятил старый дятел, откукареканый петел! сколько раз вынимали его из кроличьих петель разных теплых вязаных кофт и кружев, и чулок, и заячьих хитрых скидок на насильные вещи силком наружу, он же вновь норовит внутрь, старый пидор! знать, его безумие вроде СПИДа, и не лечится. Хронического суицида стрептоцидом не вылечишь…
и доносит из-за приоткрытой двери: ждите ответа, ждите ответа, ждите… 01.10.04, Уютное * * * Мир входящим и исходящим липким потом, тощим, ледащим, говорящим с кем-то во сне, городящим чушь, огороды, и входящим дважды в ту воду, куда прочим не то что броду – даже ходу-то нет. Мир убогим и духом нищим, не носящим за голенищем даже ложку, не то что нож, ни за пазухой теплый камень, но с распахнутыми руками проходящим сквозь ложь, не запачкавши даже пальца. Мир блуждателям и скитальцам, проходимцам по глади вод, всем, кому и в жару, и в холод по пути ни село, ни город – только голод да гололед. 02.10.04, Уютное * * * Близорукий еврей с виноватой невинной улыбкой, что сидит возле рынка со старой дешевенькой скрипкой – музыкант небольшой, но играет с душой. Он играет с душой, словно кошка с уловленной рыбкой. 03.10.04, Уютное * * * заболел в головке зубчик чеснока, головка с гнильцою, а зубчик с дуплом, вот судьба, индейка, весом нелегка, вот и жизнь, копейка, детский сад, диплом с золотым обрезом, вышел на большак, погремел железом, подтянул кушак, раздобыть на супчик, скажем, опреснок, да с гнильцою субчик, и в дупле чеснок, вот и пуля, дура, выпала сама из гнилого дула, видно, не судьба, к рождеству индейку, видно, не едать, лишнюю копейку в жизни не видать, а бродить по свету грязным большаком честным человеком, вялым чесноком, да в дупло со свистом, все свистеть в дупло, да тритагонистом выйти за село да прошедшим летом с пулею вдвоем выстрелить дуплетом в местный водоем. 03.10.04, Уютное * * * Псалом 1
1 Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, 2 но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь! 3 И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет. 4 Не так - нечестивые, [не так]: но они - как прах, возметаемый ветром [с лица земли]. 5 Потому не устоят нечестивые на суде, и грешники - в собрании праведных. 6 Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет. Влажен муж, иже не иде в собес нечестивый насухую, бо и не влезть без мыла ни в собеский панцирь, ни в пасмурный паспортный стол, ни же в жековский жидкий стул без обильно смазанной ксивы, в кою вложен мужем амулет чрезвычайной силы: крем-шампунь-бадузан с увлажнителем не ниже «Сам-сто». Тут довольно сладкий процесс, поставленный на поток, и вопрос не в том, запустил ли ты в него хоботок, а скорее в том, вытащишь ли коготок из процесса, пущенного на поток и грабли, или кердык всей птичке – и вот уж пополз шепоток: не пора бы ли по гиперболе ли, по параболе, по иной ли какой кривой вывозить вещички и хотя бы для вида в порядке прощального ку-ку бормотать первую строку первого псалма Давида. 03.10.04, Уютное * * * Земля здесь ляжет нам не пухом, но все ж и не линиею фронта. Даль озирается испуганно, но далеко, до горизонта, и там, где облачко ширяется, отнюдь не делая погоды, даль примиряясь, примеряется ко мнимой линии прохода на небо, но пугаясь сразу же опять, сбегает с горизонта, чтобы, лучком пройдясь по радужке, найти в зрачке горшочек с золотом. 03.10.04, Уютное * * * …обычный, заурядный человек, но малость заторможенный. Однажды он шел домой. На лестничной площадке, задумавшись, прошел навылет стену и вылетел с восьмого этажа, но не упал, поднялся на девятый, достал ключи и, отперев окно, вошел на кухню, отварил пельмени, откинул на дуршлаг, полил сметаной, собрался есть, но вдруг упал – и все. Я видел тело. Вдребезги разбился. 03.10.04, Уютное УГКС * разводящий лохов развел на посты типа сдал-принял а сам в кусты у ящика с песком зазря не торчал с бодрствующей сменой запал на топчан помначкар с начкаром как мухи спят аппаратом «Смена» часовой снят на продскладе части седьмая печать сорвана кому-то теперь отвечать но армейский ум велик и могуч дед черным мякишем подправил сургуч спичкой бо без курева стоять западло цифру семь выдавил как так и було отыскав в колючке большую дыру в три часа ночи как тот кенгуру прискакал с проверкой борзой помдеж на волчью смену ни вер ни надежд помначкар с начкаром спят е мое поднял караул по тревоге в ружье персонально каждому вручил его мать пиздюлей навешал ускакал спать утром начкары записали в журнал караул принял – караул сдал замечаний нет печать седьмая висит служба идет караул опять спит ___________________ * Устав гарнизонной и караульной службы 05.10.04, Уютное * * * Все давно пошло сикось-накось, и это если не нормой сделалось, то привычкой: даже в скверном скомканном сне сигарету прикурил кривую от сломанной спички, хотя скоро год уже как курить бросил и сосу как пустышку старую трубку. На изломе погоды прогнулась осень, на окошке кухни гниют виноград и фрукты, да и кухнонька вся похилилась набок, а с утрянки в комнате можно дать дуба и спросонок никак не найдется тапок. Острым краем сломанного нижнего зуба в мундштуке моей трубки проело дырку, а бумага вся мятая, в винных пятнах, сальных оттисках пальцев и впритирку накорябаных на лицевых и обратных сторонах листов теснящихся толпах строчек, через раз перечеркнутых, лезущих подпись на надпись, непригодных для чтения… Да причем тут почерк, я же говорю, все идет сикось-накось. 06.10.04, Уютное * * * …и много лет назад, но тянет память след подранком по песку – невнятные слова… Та бабочка мертва почти что сорок лет, но я еще живой – и бабочка жива. …и много лет спустя однажды поутру я сорок лет как мертв, плита над головой, но бабочка над ней трепещет на ветру из памяти и слов – и я еще живой. 07.10.04, Уютное * * * Чу! – человече чучело речи не в огороде – в дикой природе с видом примата строит из мата – птичек пугать, еть ихую мать! 07.10.04, Уютное * Бывало, проснешься – и сладкой слюны на теплой подушке следы. А нынче все чаще – слезы́. 08.10.04, Уютное * * * Извивается, корчится поезд, вдаль летит паровозный вопль, как в падучей бьется вагон о вагон. Ветер вдогонку в два пальца свистит, только ветер свистит вдогон. Воют цепные псы и степные вольные волки, воют свою тоску о надменной луне, тропы до которой нет. Ветер в ответ листвой шелестит, только ветер шепчет в ответ. Лунный свет до краев наполняет лощину ночи, как напев терменвокса, как дым сигарет, как угарный газ. Люди спят, словно в обмороке вглубь себя запрокинув пучины глаз, задыхаясь от горя, от страха, от счастья, от лунного света, пауком ползущего по стене, от груза воспоминаний, от боли в сердце, от удушья стонут во сне. Медленно, невесомо с часов осыпается время, мохнатая серая пыль книг и крыльев ночных мотыльков, оседает на календарях, слоится пластами, копится, обрушивается лавинами, хороня под собой стариков. Остальные вынырнут утром с гулко бьющимся сердцем, с шальными глазами, где клочьями тают остатки сна. Эта ночь прошла, эта ночь отступила в прошлое, и уже никогда не вернешь ее, там брандмауэр, там глухая стена. 08.10.04, Уютное ПЕСОЧНЫЕ ХОДИКИ С КУКУШКОЙ … и звон стоит в ушах, не низок, не высок, и сыплется на маятник песок, а в узости меж будущим и прошлым орет кукушка. Тошный голосок и повод пошлый: застряла в настоящем и орет, тоскует по подкинутым секундам. Бездумное облезлое старье. Все торопилась спеть. Теперь вот отстает. Орет паскудно. Припомнить бы, что на твоем веку по сути настоящего-то было, кукушечка. Пантограф да ку-ку, пружина, маятник, качели на суку, перо, чернила? И то сказать, кто может тут сказать, что может тут считаться настоящим? Часы хрипят и музычку сыграть все норовят. Вот-вот они опять сыграют в ящик с песком. На засыпаемом столе будильник кажет без вести четыре. Пора и на покой. Светает на земле. Поправим сбоку узел на петле. Подтянем гирю. 09.10.04, Уютное * * * Живу уже на протяжении, натянутом настолько туго, что даже слабое движение становится причиной звука. Он раздается вширь в течение, означив глубину и русло звучания, то есть свечения волны большой длины. Как грустно, что все, что длилось в продолжении, едва подлившись, так иссякло. Но в этом свете предложение одно и внятно из десятка, поскольку слабое свечение значения – звучанье знака – понятно лишь по истечении (но не со временем, однако, ввиду, откуда «протяжение» скорей относится к пространству). Но есть ли смыслы в продолжении! Ведь мысль куда небеспристрастна? 10.10.04, Уютное - Новый Свет ОТ ПОНТА К ЛАГУНЕ, НА ОСТРОВ МЕРТВЫХ Нынче ветрено, и волны с перехлестом: амплитуда сверх известного предела, и от этого все море выше ростом, но при этом в целом сильно поредело. Эти волны хороши как вероятность – не по Брайлю – по де Бройлю, но на ощупь. Если пальцами ощупать неприятность, избежать ее потом намного проще. Пальцы делают забавное открытье, изучив свое домашнее заданье: эти дырочки как раз и есть событья, остальное между ними – ожиданье. Сколько в среднем дыр приходится на листик нашей жизни, ожиданья то есть смерти, можно вычислить при помощи статистик. Сами дома подсчитайте и проверьте. Убедившись на бумажке, что на деле как отверстие лишь смерть неповторима, навестите чимитеро Сан Микеле* – положить на камень камешек из Крыма: вероятность повторенья Рождества на берегу незамерзающего Понта для живых-то относительно туманна, а для мертвого равна нулю бесспорно. __________ * Чимитеро – кладбище (ит.). Сан Микеле – остров-кладбище в Венеции, на котором похоронен Иосиф Бродский 10.10.04, Уютное * * *
шкiдливе для вашого здоров'я*.
Следя в надмирном споживаньи игорных ангелов полет, печальный Демос, дух изгнанья, изгнавши, самогонку пьет. Ему средь толпищ многолюдных сулит немерено услуг реклама, дочь ошибок трудных, но гений, пидарасов друг в лице заботливом Минздрава, сводя труды рекламы в ноль, его предупреждает здраво: Шкiдлив здоров'ю алкоголь! Но Демон шумною толпой по безобразиям кочует. Его ладошка, зуд почуя, не мае грошей на пропой. Димон к Минздраву: дай по дружбе мне гривен несколько рублей!, а тот, хотя по долгу службы богат и знатен, хочь убей ни гривни не дает бедняге, и продинамленный Димон, с утра прильнув к бидону браги, шкодливо гонит самогон, его надмирно споживает, глядит надменно на Минздрав, а тот плечми лишь пожимает, хоть знает, что кругом не прав. __________ * Чрезмерное употребление алкоголя вредно для вашего здоровья (укр.) 11.10.04, Уютное * * *
случаются разные странные штуки: то воз без возничего из ничего с какой-то неясной поклажей возникнет, то вся эта лажа невнятно воскликнет с незнамо какого незнамо чего, с гармошкой пойдет на поля за ворота, совсем без гармошки вернется опять, то рак не заводится с пол-оборота, а свистнет с горы и завалится спать, то белая лебедь вдруг свиснет с забора свой стан лебединый, сбледнув с бодуна, то щучьего сына запишет контора в гефилтые фиши пожиже со дна, то все похмелялись, сказать, что неслабо, – считай, все равно, что совсем не сказать, низринули с воза изрядную бабу, но легче не стало ни лыко вязать, ни в строку пером описать в виде танка как тазик сакэ не ушел от судьбы, как бурей прошла по селу эта пьянка сметая заборы, спалив две избы, но только очухались, подняли якорь, на палубе вышло – согласия нет, в глазах помутилось и вышло двояко и двоякодышло нырнуло в кювет. И всем раздавался топор дровосека кругами во всю подноготную ширь – указ Настоящего Человека: сдать лебедя в раки, а щуку в сибирь, а возу повестка: в эвакопунктуру явиться в 7:30 с вещами в себе… Какая там на хрен литература, когда мы всю жизнь посвятили борьбе! 13.10.04, Уютное * * * Легко холостякам довольствоваться малым. Грустяк по пустякам, яишня по утрам с беконом или салом, прогулки по часам на лавочке, пробежка по газетам: господство… большинство… дефолт… Забыть об этом. Переобуться. А по вечерам чай с молоком и легким малохольством и в тапочках. Вечерний благовест гудящих мышц откликнется полночным холокостом, аукнется костяк, напоминая, что мы в гостях. Скворешня по ночам, как СМИ, со скрежетом и свистом прокручивает сны со сныслом, и вот уже подтекст подтек по скотству сходства, что загостились мы в гостях. А тут… такой пустяк – яишница… калошница… господство… 14.10.04, Уютное * * * Расправил могучие подкладные плечики, закрутил неразборной галстук-бабочкой семговые подтяжки на сто пятьдесят оборотов, запросил разрешение на рулежку. Трепеща крахмальными манжетами, авиационной фанерой с надрывным «у-й-ё-ё-ё!» на бреющем пролетел мимо кассы, и больше его уже никто нигде никогда. 14.10.04, Уютное * * * Когда войдешь в одну и ту же второй раз, завяжи потуже узлом резинку от трусов, а то опять одно и то же: войти-то ты, конечно, сможешь, но выйти – только в ноль часов. 14.10.04, Уютное |
Содержание