В конце весны 97 мне я вдруг пришло приглашение в Чеховскую библиотеку на совместно-американскую встречу поэтов под лозунгами “Поэзия XXI века “NEW FREEDOMS”. В списке достижений инициаторов мероприятия среди “десятков поездок” и публикаций особо выделялась издaнная в Штатах книга стихов И. Жданова - “Inconvertible Skies” - если не ошибаюсь.
        Иван Жданов - нормальный советский поэт, искони близкий к Литературному институту, питомец К. Кедрова и Член Союза; первый сборник стихов вышел у него в 81-м в "Библиотеке Современника" - вроде диплома института. Запомнилось оттуда:
                        И у печали на краю
                        Погаснет свет в моем окне,
                        И тень от клена на стене
                        Заполнит комнату мою.
        (Что, со всяким бывает? Не скажите. Вон хоть Парщиков, сосед Жданова по парте, ни в чем подобном не замечен, кажется, так и остался.)
        В целом же сборник состоял из стихов, не столь, на мой взгляд, удачных - нормальных как бы, приличных советских стихов, достаточно обычных для "Библиотеки "Современника" - Литературного института - Союза Советских Писателей. Не так мало и подобных стихов и подобных авторов.
        О вкусах американских жителей не спорят - как и о любых вкусах. Так, по крайней мере, принято говорить. Не пойти на мероприятие - и все дела. Но дело тут не только во вкусах.

        .........................................................................................................................

        С чего началась "перестройка"? В ссылку Сахарову позвонил Горбачев и сказал Сахарову спасибо за его позицию. Главный коммунист четко поблагодарил диссидента, оппонента компартии за возражения политике партии. За оппозиционность. Счел нужным. А, может, сказать и так: был вынужден.
        Но оппозиция тоталитарному режиму в искусстве сложилась раньше оппозиции в научной среде. Была устойчивей и шире - и по-другому не могло быть. После Сталина у режима хватало ума хотя бы унимать своих лысенок, не лезть в дела самой науки, и диссидентство некоторых ученых было их благородное хобби.
        Наверно, тем больше чести этим ученым, но дело-то в том, что в нашем деле - искусстве-литературе - всё в корне иначе. По определению - как говорят в науке - определению искусства и литературы как сфер идеологической деятельности. Т.е. как раз такой, какую тоталитарный режим держать должен намертво - не то какой же он тоталитарный. Опять же, по определению...
        И возражать, противостоять диктату режима в искусстве было никакое не хобби, а самое жизненно насущное дело для любого, кто хотел что-то в этом искусстве сделать реально. Обязанность, неизбежность. Такое диссидентство могло быть и непреднамеренным для автора: к нему вынуждала сама природа искусства, поскольку искусство под диктовку - не искусство. "Едва режим перестал карать за всякое возражение в искусстве тюрьмой, а стал карать всего лишь безвестностью и безденежьем, нашлись здесь такие, кто провели лет по 30 в безвестности и не при деньгах - но возражать не разучились" (Автоцитата). Искусство здесь и было первым делом искусство "Эпохи Возражения". И благодаря возражению-то, по сути, искусство тут и осталось, и сохранилось. Возражению диктату в искусстве, противостоянию расправе над искусством.
        И какие же спасибо говорил режим этому диссидентству-искусству - диссидентам не с 15-20, а с 30-ти, а кто и 50-летним стажем?.. За их позицию... А вот какие: "Тень, знай свое место"... Этим эпиграфом к своей статье 91 о непечатавшейся, неофициальной, неподконтрольной советской системе поэзии советский критик Станислав Рассадин, безусловно, должен себя обессмертить.
        Старинная поговорка - де вот царь жалует, да псарь не жалует - сюда подходит только отчасти. По видимому, царь жаловал, скрипя, что называется, сердцем, и бронепоезд (бронетехника) стоял на запасном (самом, как оказалось, опасном) пути. Но дорогА сама отчетливость движения - чтобы все увидели и оценили. Дорог царский жест. Это и называется политика. Что на виду.
        Как и псарские раскованные телодвижения - а вота вам! А накося-выкуси-ка такие вот все! Не пущали вас таких 30 лет, и не пустим - всей псарней, всей дворней, всей холуятней... Как раз с весны 87 - момента того самого звонка генсека диссиденту - в нашем деле и пошли выходки одна наглее другой: форменные и неформальные члены союзов советских писателей, художников и т.п. ринулись выстраивать стенку против-поперек писателям-художникам не членам - тем самым диссидентам - частенько стенку из молодой шустрой сменки... "В "Огоньке" прогремел, заблагоухал Минкин"... "Корытичи выпускают шпану - шпана напускает пену - корытичи все при том же корыте". (Автоцитаты). А вот цитата из Минкина: "56-й год вознес идеалистов. 86-й обнажил циников. Из циников не выходят поэты - разве что пародисты". Конец цитаты. Но не автору... Идеалисты Минкина - Евтушенко, Вознесенский и т.п. Идеализм Минкина - Лонжюмо, Б---ская, извините за выражение, ГЭС и т.д... Идеализм минкиных и был советское охолуение, плотно вставшее в искусстве-литературе против диссидентства.
        Плотно и, в целом, успешно. Словно режим отыгрывался в искусстве-литературе за свои сердечные скрипения, уступки в иных областях. В силу, в сущности, глубоко наплевательского к этим литературе-искусству своего отношения - действительно - не видел режим, что ли, цену евтушенкам-минкиным-рассадиным и всем корытичам, которых сам плодил беспощадно... Чтоб они-то и были тут лит-ра-иск-во: согласно его, режима, намерЕниям.
        И, безусловно, активнейшим прорабом перепостройки стенки против диссидентской скверны в нашей поэзии был Кедров. Этот строил предельно нехитро: будучи преподавателем Литинститута при Союзе Советских Писателей, стенку городил из собственных подопечных, своих студентов, нашей совписательской смены - из сподручных, в общем-то, материалов... И то сказать, приходилось ведь суетиться и торопиться... И тем не менее.
        Тем не менее, даже принимая все во внимание и входя в служебное кедровское положение, нельзя не сказать, что особенно халтурно, наспех сляпаны оказались у стенки научные подпорки. Кедрову требовалось подать своих пару-тройку ребят как авангард альтернативной поэзии - ни больше ни меньше - т.е. требовалось, в общем-то, им изобразить как бы нас. Авангард мы были, нет, кто мы были, но поэзия наша как-никак со своей нажитой судьбой, наработанной историей - тогда уже 30-летней. Сами терминами себя мы не обзывали, а стихов не прятали, стихи были явно диссидентские, т.е. от официозной поэзии отличавшиеся не по одной тематике, главное, и по своей природе; и за эти 30 лет эту нашу природу уже наобзывали по-всякому: примитивисты-минималисты-дадаисты-конкретисты-концептуалисты... Мало ли. Так что Кедрову с его командой срочно требовалось словечко поахтительнее: перешибить. Что, дескать, там какие-то "концептуалисты" - а вот КЕДРИЛЫ... Или - как?!. И ничего-то не измыслили Кедров с подоспевшим Кедрову на подмогу питомцем филологического факультета МГУ Эпштейном лучше слова М Е Т А Ф О Р И З М - или - ради пущей научности - М Е Т А - М Е Т А Ф О Р И З М. МЕТАМЕТАМЕТАФОРИСТЫ... Научность, прямо сказать, не блеск.
         Предлагалось уже: экстра-эпитетизм, гипер-гиперболизм - так или иначе - худо-художественность... Так что стенку-сменку-подменку вся системка подпирала дружно вручную, но главную свою функцию стенка сполняла: от нее бы чтоб - как горох...
        Вообще-конечно все может быть. Нет, у в принципе - как говорил когда-то персонаж Райкина. Допустим, что главную радикально альтернативную своей системе поэзию сама эта союзписательская система и выпестовала-выкормила заботливо под собственным же системным крылышком. Чего не бывает. Допустим, диссиденты оказались вдруг ужасные рутинеры и бездари, просто дураки, и оказались все как один, так что все мандаты депутатов и т.д. и т.п. пришлось брать на свои плечи подготовленным кадрам молодых инструкторов райкомов-обкомов КПСС. Допустим, демократия, рынок, демилитаризация пришли-таки как результат (n+1000)-го пленума Центрального Комитета. Допустим, все 30 - больше - лет другого искусства давали и дали лишь жалкие попытки, бледные наброски МЕТАФОРИЗМА. И вот пришел Он. Наконец Истинный Метафоризм, Эпштейнианство, Кедровизация всей страны или хотя бы поэзии.
        Н О. Но ведь даже и в таком диком и небывалом случае никак невозможно было бы обойти бедных предшественников, прото-скажем так-эпигонов Ивана Жданова, Алексея Парщикова и др. - ради элементарной исторической справки, минимально необходимой точности-добросовестности и простейшей, наконец, доказательности: чтоб воочию все увидели и поняли, насколько же, действительно, рядом с Парщиковым-Ждановым-Еременко сразу меркнут Сатуновский, скажем, Холин, Сапгир, Некрасов, Айги - безнадежно. Не идут просто ни в какие подметки. Увы. Хоть, дескать, и корпели бедняги кто за 20, кто за 40 лет до Ивана Жданова над какой-то тоже своей там якобы поэзией, не вылезая из каких-то там своих конфронтаций с властями, а вы же видите: ничего-то у убогих не вышло. Все видели? Еще раз: Сравнили?.. Убедились?.. Тогда пошли дальше. Но не раньше...
        Ничегошеньки же подобного не было. Куда там - просто по всем площадкам и печатным площадям, где только мог, по всем каналам Системы, куда Кедров был вхож как свой, как человек Системы, бешено замелькал Кедров во главе своих кадров, шумя отчаянно и рекламируя их и себя как новую-авангардную непечатавшуюся в прежние времена поэзию, невзирая на факты: в том числе на ту же ждановскую книжку... Всячески рекомендуя так публике их и только их. И себя.
        Попросту, были у Кедрова советские возможности, и Кедров с кедровыми работниками на всю катушку откровенно пустил эти возможности в ход без какого бы ни было зазрения реальности. Технически Система могла подсовывать публике искусственную, системной фабрикации оппозицию Системе вместо настоящей, реальной оппозиции - и так Система и делала. Остальное уже было делом этой публики. А публике нашей - что - привыкать, что ли? Публике, которая десятками лет привыкала у нас заглатывать исправно подсовываемых Системой евтушенко-вознесенских, как самое что ни на есть современное-передовое и - что характерно - оппозиционное этой Системе искусство...
        И раньше-позже успешное это советское-пост-советское предприятие должно быть названо своим именем, так названо, как оно называется на самом деле: это отчетливое, явное воровство чужого места. Метаафера.
        Главное, тут исключены начисто любые неясности, нюансы и недоразумения. Нет им тут места, нету никакой возможности быть изначально: по крайней мере с конца 50-х наш брат был бельмо, самая мозоль на глазу начальству, отрицательный пример и популярное ругательство. Хуже, лучше делали мы наше искусство, но мы его не прятали - и вполне сознательно. Я говорю: что может быть общеизвестней отрицательного примера? Какому-нибудь Коротичу 87 понятно, что оставалось - только корчить неведение, ломать амнезию, беспамятство и раздвоение с Коротичем 81, суровые волны с трибуны съезда писателей лавиной гнавшим на отщепенцев-формалистов-сам-тамиздатчиков.
        Да хоть и про себя скажу: у меня в самиздате - "Синтаксис" 59, "37" 78, "Грааль" 81, "МАНИ" 84 - повыходило 7-8, а во всяком ТАМиздате до 86 г. - больше 4 печатных листов стихов. И рассказывать, что нас таких де не знали - ну, забыли там, мало ли - мало ли таких нас - комедию ломать.
        И остается, пожалуй, обратиться на самый верх. Самый Новый Верх, к Высшим и Могущественным Силам - хотя и обозначенным не очень у нас пока четко: - Ваше Могущество! (как там у классика-то: "Его Высокоблагородию, Господину Финансову"... - Черт знает что!..") Нет, серьезно: как поживаете? Нам, таким как я, это интересно знать - в конце концов, Вы, Ваше Могущество, нынешнего могущества вашего ведь достигли и не без нашего содействия - а как же. Не без участия диссидентов пришли, что ни говорить, к власти нынешние власти - хоть какие, хоть и финансовые. Магнаты и олигархи. Не так разве? Вроде, так. А мы ведь, бывшее неофициальное искусство (мы же и нынешнее неофициальное - но это так, к слову), как ни кинь, а тоже диссиденты. И интерес наш к Вашему состоянию (здоровья) понятен и закономерен.
        Но не к Вашему, простите, самочувствию - самочувствие все наружу, и как раз о нем бы и хотелось сказать пару слов.
        Видите ли, таким вот нам, которые хочешь-не хочешь, а готовили таких вот Вас 30 лет, 40 лет - таким нам скоро пора уже, как говорят, уходить. И боюсь, Ваше Могущество, без нас и вовсе некому будет позаботиться как-то укоротить это ваше могущество в этом нашем деле. Умерить как-нибудь, успокоить. Так что я попробую уж, скажу, что успею, а вы уж попробуйте, усвойте, сколько сумеете. Уразумейте. Ну, или как захотите.
        У андрюш ваших ведь совершенно нет того опыта - нет по определению. Опыт обслуживания - это, знаете, другой опыт. А дело-то не лишнее - вроде тормозов в "Мерседесе". На этом деле горели те власти, а они, Ваше Могущество, были ведь и помогущественнее - если вы помните. Если помните вы то, что мы помним. И гореть на этом нашем деле так или иначе всякой власти и всякому могуществу, если лезет оно в него с разгону как в крапиву без штанов. Из-за слишком бодрого самочувствия.
        Понимаете, бесконечно уповать на то, что литература-искусство де дело темное, тоже не приходится. Что тут дескать никогда ничего и никому не докажешь, и за руку не схватишь. Вообще-то да, но не беспредельно. И не беспредельное время.
        Допустим даже, кто есть кто в нашем деле на самом деле - ничего-то тут не докажешь, ни на чем вовеки никого не поймаешь. Допустим. Хотя я, например, в этом не уверен. Но вот как само-то дело-то было - тут поэзия или живопись ничем ровно не будут отличаться хоть от горнорудной, хоть от нефтедобывающей промышленности, хоть от чего хотите. Хоть от банковских операций. И жуков-жуликов тут так же ловят, как и везде, представьте. Или не ловят, но опять же так же.
        Честность, она и в Африке честность, и в приватизации, и представьте, что в поэзии тоже. Как и наоборот. Воровство.
        Дело тут простое, ясно видимое и пока что всем памятное. И понятное. Поэт там, художник, вообще гуманитарий может ни уха ни рыла не смыслить в финансовой политике - это печально, но факт. Как и то, что финансист (если он не Евгений Сабуров - сам поэт из самых заметных) может не сильно хорошо разбираться в той же поэзии и запросто ловиться на дешевку - как, кстати, и почти любой начинающий читатель.
        Мне вот, скажем, трудно судить об ОНЭКСИМБАНКЕ по его спорам с другими банками, не ОНЭКСИМ. К сожалению для меня.
        Но вот по Академии Российской Словесности в составе Архангельского-Курицына-Немзера судить куда легче - и вряд ли мне одному. А по присуждению премии Банка поэту Жданову судить о Банке и вовсе нетрудно. А уж по причудливости фигуры процедуры присуждения с заинтриговыванием и публики и троих претендентов аж на целый месяц - кому же, кому жюри присудит вдесятеро баксов против остальных... Тут и слово-то "судить" начинает звучать для высокого жюри просто рискованно.
        Да будь поэт Иван Жданов даже поэт Булат Окуджава или поэт Александр Твардовский периода военного "Теркина", и то бы присуждать такой вот капитальный капиталистический приз питомцу Союза Сов Cоц Писателей, фигуре в Системе ^* при явном и давнем наличии совсем других - вне Системы - фигур - это стоило бы, наверно, подумать. Собственно, такое присуждение понятно было бы, если бы сам ОНЭКСИМ и ему подобные БАНКИ на свет явились бы таки в плане исполнения решений того самого (n+1000)-го пленума ЦККПСС по укрупнению-разукрупнению совнархозов-облисполкомов. Как долго-долгожданный результат бесконечных внутрисистемных игр своих со своими в реформы и новации: вполне по аналогии с кедровскими "мета-мета" и т.п.
        Но это же как будто не так, а?.. Или... Кто знает: есть в гербе банка Онэксим молот, серп? Щит, меч? Ежовая рукавичка?..
        Но Ивана Жданова трудно назвать Фигурой в Системе: даже внутри собственной кедровской компании "метафористов" с ним с успехом конкурировал Александр Еременко, на каком-то из кедровских сборищ избранный даже "королем поэтов"... Не так фигура, как явная креатура Системы Иван Жданов.
        За что, выходит, и дают нынче премии. Так и запишем, чтобы не забыть. Чтобы помнили, как говорит артист Филатов. И чтобы поняли. За правильное понимание, поведение и хорошее происхождение - не откуда попало, а из недр Союза Советских Писателей. Настоящих Писателей. За четкую системность, хорошую обеспеченность-оснащенность и технику раскрутки, за успешную организацию предприятия: той самой метааферы.
        За карманность оппозиционости, карманный авангардизм, за то, что из того ты кармана - сурового - за это вот карман этот - новый, толстенный,- может быть, - тебя - ха-ха! - и пожалует.
        И что хорошо - неясностей ни-каких. Насквозь все ясно и все очень даже понятно. Прозрачно, как теперь говорят. В каком-то смысле - да. Таков был господин Есипом. Помните, у Ильфа?.. Таков был господин ОНЭКСИМ. Все можете любоваться.
        При нынешнем положении дел с искусством-литературой - материально нищенском и безобразном морально - открытом разворовывании, сплошных небезуспешных стараниях сплошных кадров советских последышей кривить дело и людей как только можно и разводить, плодить блатную мразь, лишь бы им, кадрам оставаться при корыте - в этих обстоятельствах бабахать этакие премии - вообще затеи древле купецкого скусу: из кучи нищих вытащить одного и бухнуть его в бочку с мадерой. Пущай его порадуется. Пущай все радуются. Да еще и пены столько нагнать, да не когда-нибудь бухнуть, а в "Татьянин день" Московского Университета, да еще не кого-нибудь премия у них, а имени Аполлона Григорьева...
        Нет предложения: присвоить банку Онэксим имя Аполлона Григорьева?
        Нет предложения: Григорьеву Аполлону присвоить имя Онэксим банка?
        Нет еще? Правда нет?.. Странно. А нет еще предложений? Может, и будут. Но пока что еще пара слов об имени Аполлона Григорьева, друзьях аркадиях и иных именах. И их носителях.
        Друзья аркадии - все, кто не послушал совета - помните? - "...Друг Аркадий, не говори красиво". И эти друзья - сила. В нашем деле. И по крайней мере лет полтораста - считая с момента, когда был подан совет, которому не вняли - отчасти потому, может, что и автор совета сам следовал ему не всегда. Совет хорош, но труден к исполнению: все мы немножко друзья, немножко аркадии. По крайней мере - абсолютное большинство. Но дело в том, что подавляющее большинство этого большинства нипочем не желает понимать себя как нормальное аркадское содружество, приглядывая за своими красотами в рабочем порядке, а напротив того, желает не только говорить, но и называться как-нибудь покрасивее. Типа: Советские Читатели, "Советский Писатель","Наш Современник", "Академия Российской Словесности" и т.п., а то, вон, и "Метаметаметаметафористы"... Желают быть как можно красивей, жаждут быть уже как нельзя...
        Подавляющее большинство друзей желает подавлять. Тут-то красота этих друзей и выказывает себя как страшная - по слову знаменитого поэта - сила. Во всяком случае, тупая на удивление. Массированная, сугубо блатная. Так что раз друзья не в настроении приглядывать за своей такой подавляющей красотой сами, остается унимать самих таких красивых друзей.
        "Метафоризм" как направление в поэзии - примерно то же, что "Травматизм" или "Ревматизм" как общественное движение, направление мысли... Лишний пример известного давно убойного действия суффикса изм на сознание, уровня кедровского. Метафоризм - распространеннейший диагноз, естественная, практически неизбежная болезнь литературного роста на начальной стадии. Иллюзия возможности говорить-писать красиво бесконечно и беспрепятственно, придумывая и надумывая образы и тропы покрасивей. Иллюзия поэзии. Когда дитя не доросло пока до понятия, что беспрепятственность тут = бессмысленность, что все дело в "препятствиях"; не препятствия они, а условия. Условия твоего речевого опыта и мироощущения, и твое дело исполнить эти условия - тогда получится у тебя твоя "красота" - или, во всяком случае, то, что может получиться и должно получиться - но именно у тебя, с твоим миром и опытом. Смысл именно в этом.
        Смешно говорить: красота должна быть. Все равно как вода "должна быть"... Она не нами началась, не нами кончится. Но красота если должна быть, то должна быть доказываема, должна быть доказана. Создана, подтверждена, а не скрадена запросто и склонирована-растиражирована.
        Подражать заболеванию в надежде на уникальнейший случай, гениальную форму заболевания не трудно, но не стоит. Есенин один такой, "метафористов" - не считано... Бывает, все бывает. Бывает болезнь сродни гениальности - как у Величайших Эпилептиков Человечества. Но обыкновенных эпилептиков, параноиков, нервно- и душевно-больных куда больше. Попытки же подменять ученье увечьем, ставить хворь на поток и впрямь выделывать что-то вроде направления из заболевания и даже детского травматизма давно известны. Промышлявших подобными делами, помнится, называли компрачикосами (еще до компартий), но можно называть и преподавателями. Смотря что преподавать, как и где...
        Директивная красота - "Сделайте нам красиво", нас - красивей, невзирая на нас и окружающее - красивость со взломом - и была по сути основополагающим вывихом воспитания советского писателя и художника, советского читателя-зрителя. Такая тупая красота-краснота и сама - беда, и чревата бедами - судорогами, пароксизмами-шараханьями. Откатами от "красоты" к тошноте, приготе и рвоте. От красноты - к черноте... И обратно... Это просто разные фазы одного и того же, стороны одного явления, одного сознания.
        Возможно, кому-то такие качели повеют как бы знакомым чем-то, понятным и приятным: напряженка-расслабуха, сауна-бассейн... Но искусству, стране так вот оттягиваться и качаться, как крутые, Ваши Могущества - плохие навыки, плохая гигиена. Не полезно. Просто очень опасно. А полезно тому, кто рассчитывает, поймав нужную себе фазу, вскочить на эти качели и влететь-въехать с размаху куда-нибудь зайчиком: оп - и тама... Такие тут навалить приготные массы, чтоб само отшвыривало всех взад на сов-соц ретруху. На чего-нибудь там долгожданного-раскрасивого: И. Жданова, если не А. Шилова...
        Эта-то ретроградная фаза провокации и задействована у нас сейчас на все сто и даже больше, на этом-то коньке этих качелей-каруселей и взяла тридцатитысячный барьер Академия (а комедия, Господи прости) Российской словесности, успешно охмурив Ваши Могущества. С приветом ото всех друг-Аркадиев. Все по графику, все как по маслу. Д. А. Пригов у нас ведь тоже лауреат каких-то премий - тик в тик - на предыдущем этапе...
        Этапе пригово - того: пригово-приготовительном.
        А какие же охмурения без научного сопровождения, оформления, озвучивания, научного персонала?.. Только ведь сперва придется опять говорить о заговорах. Приворотах, вывертах и т.п. нелегкой силе. Чтобы сказать лишний раз - говорить об этих тайных предметах - бесполезное заведомо дело. Бесперспективное, бессмысленное и безответственное: сговор-заговор всегда может быть. Его всегда и запросто можно предположить, потому такие предположения-подозрения ничего не дают, заведомо не имеют значения - кроме махрово спекулятивного. Что делает подобные разыскания занятием уже не просто бесполезным, а вредным. Заведомо. И очень.
        Заговор бездари же всегда есть.
        Собственно, это та же коррупция. Есть же выражения: латентная коррупция, потенциальная коррупция. Т.е. признано технически удобным толковать не о наличии, а об уровне и характере коррупции - как скажем, стрептококка. Так же и с блатными делишками в искусстве-литературе. Тут дело не так в умысле тех или иных отдельных персон, как в их позиции и в векторе интересов-повязанностей, когда он, увы, позиции эти и определяет; хотя в нашем деле весь смысл дела в том, чтоб определяло что-то другое. Не в хитрых умыслах дело, а в блатных инстинктах, которые формируют и вкусы. Сказано: у муравья разума нет, а у муравейника - есть. И у термитника. А будь у термита разум-сознание, будь у него университетский диплом, термит уж наверняка расстарается понимать себя не как шкоду, типичное явление, и не как инструмент спонтанной провокации, а как члена коллектива, большого ума-культуры ученого-труженика: понимать себя как можно красивее.
        Так что насчет умыслов - давайте не будем, а повадки, инстинкты со всей не столь уж и мудреной механикой - они вот, как на ладошке. И, главное, простые поступки. Не будем и чересчур увлекаться сравнениями, оставим это метафористам. Академикам, молодцам-ловцам, ловцам фаз - и не только... Наш собирательный академик все же не термит, а примат. И, даже, возможно, пограмотней преподавателя метафоризма Кедрова...
        Его мы очень смирным знали - когда нам дыху не давали наши дорогие товарищи. Тогда его тут как-то занимала исключительно классика. Не позже. Его тут близко не видали тогда и слыхом не слыхивали: и вот и он у нас тут как тут. Едва тут потеплело. Как с горки. Здравствуй, Андрюша: тебя, только тебя теперь нам и послушать. И все-то это наше искусство-литература - это самое - дело знамое: ни что иное, как рядок кормуш для андрюш. И приятнейшее им же занятие на предмет распределения - кого-куда-кому-что...
        Вот как так получилось? Думаю, получилось просто. Мы покуда тут упирались да тужились, напрягались, соображали, как и что с властями этими и этой поэзией, Андрюша находился в стороночке. Нет, само по себе нахождение в стороночке за безусловное преступление считать желали одни большевики. Они так и понимали: кто в стороночке - это уже не за них. Ты в стороночке - тогда уж тебя и к стеночке. Непосредственно.
        На рожон переть, наверное, никто не обязан. Другое дело - определиться. Без этого в нашем деле - никак. И не определяться в отношении к тем властям, которые и Булгакова и Мандельштама сами определяли первые - так тут просто не выйдет. И не выходило. А в стороночке быть - еще не позор-преступление, важно что иметь при этом в виду. Что получится из этой позиции. Как сам такой сторонящийся ее понимает. Понимает как вынужденную - извините, мол, но что делать - это одно. И совсем другое понимание - красивое понимание. Что значит "извините"?.. Андрюша гордый. Андрюшу кто же заставил отираться в стороночке - что вы, это Андрюша сам так не пожелал, сам. Андрюше не то что неприятностей себе не хотелось - нет, Андрюша не то что в сторонке от этого, нет, а просто Андрюша - он выше этого. Собственно, ведь он у нас кто - классик. По специальности - такая специальность, особенность: классика XIX века. Станет, как же, Андрюша там еще ошиваться по каким-то квартирам, "семинарам", сам- и тамиздатским там дырам, где только и можно было ознакомиться, составить в свое время какое-то себе представление о не классиках века не XIX и делах-cюжетах, которыми занимались и они сами, и, главное, сама ихняя эта не классика не ХIХ века... Смеетесь. Нет, конечно. Зачем? Главное - не упустить главное. Это молодой (тогда) ученый Андрюша усвоил. Классики - главное, не классики - третьестепенное, но и с ними главное - это знать главных.
        Главные же не классики - это кому дали Премию. Андрюша умный. Ученый. Андрюша знает, кому дали Премию. И колумнист Андрюша это не забывает. А для этого совсем необязательно Андрюше было и подавно уж необязательно стало Андрюше вникать во что-то там и с чем-то возиться. Возможно, еще и недостойным Андрюши. Главное же - не полезным андрюшам. Теперь андрюшам уже стоять на своем наглухо - на своих почти руководящих высотках. Держаться, что все то вздор, вот та не премированная не классика, которую некстати было, не хотелось так знать андрюшам. Мишам, сашам. Мало ли там. Там много. Но самим. Слава им. Самим им всем таким не хотелось. И тут стоп наука. Тут - житейская практика и обзор прессы. Заходя с привычной им уже высоты.
        Такая вот цена красоты... Пускай же и еще, еще андрюши тут, и еще налетают и сами зорко-зорко все обзирают - не пропустить: кому премию за что премию даст уже наш Андрюша... Как даст... Наш Андрюша дает... И они уж - уж они налетят, набегут как по волшебству: крекс, пекс, фекс, generation next. Банк ОНЭКСИМ. И уже они, уже они набегают...
        C вами что хотели, то делали - с вами что хотят, то и делают - и будут делать. И будем делать и с вами, и с вашими этими самыми литературой-искусством. Поняли?
        Никак нет, г-да андрюши и кто там. Ваши могущества. Не поняли. И нету этому уже сколько лет - еще до вашего, андрюш и миш и саш на свет появления. Подавно, и ваших слав.
        Были бы финансы - профинансировать дополнительно можно и процесс скопления, дополнительной консолидации друзей и братьев аркадиев в академиях, акадиев в аркадемиях. Акадий акадьичей с андрюшами во главАх. С сашами. И Слава им там.
        Можно - процесс, скажем, концентрации тяжелых металлов в водопроводной воде. Дополнительно. Можно подфинансировать как-нибудь там метаметафоризм, можно - ботулизм, скажем. Или паркинсонизм. Технически можно. Были бы, опять же, финансы.
        Но Аполлон Григорьев, автор "Цыганской Венгерки", как патрон, дедушка русского метафоризма - пожалуй, и круче метаморфизм, чем Иван Жданов, как осмыслитель поэзии, ближайший в наши дни такому критику, как Аполлон Григорьев...
        И как ни кинь, а Аполлону Григорьеву звание Почетного Друга Аркадия, а Учению МетаМетаМетафоризма и Направлению Безудержной Красоты и Беспредельной ХудоХудоХудожественности имя Аполлона Григорьева присвоить-приклеить выйдет вряд ли. Как ни кинь, сколько тут ни накинь: хоть еще двадцать пять-тридцать, хоть пятьдесят. Сто. Слопают, а толку?..
        А вот банку с малопонятным далекой от экономических наук части публики именем ОНЭКСИМ явно бы пошло - в данном случае, по крайней мере - называться АННЕКСИМ БАНК - красиво так же, но понятней, как понимать о банке. В данном, во всяком случае, случае. Подробнее рассмотренном выше.
        Не за свое, простите, дело взялись, уважаемые. Не свое взяли - лишнее. Лишние взяли на себя заботы - наводить тут в нашем деле порядки-приоритеты, в курс самого дела войти^** не удосужившись. Передоверив Академикам. Таким: в академическом отпуске... Я-то и сам в отпуске - так я же и не Академик... Представляете: и вот я - министр финансов. С полномочиями...
        Как и что там с "Норильским Никелем" - лично я судить не возьмусь. А вот с Мета-Мета-Метааферой или с тем же самым там М М М - примерно все то же...



        И приписка.
        Но это присказка покуда, сущая сказка же - г-н Петр Вайль, прилетевший издалека и приземлившийся прямиком в кресло председателя жюри Академии. И прямо-таки исключительно весомо, надо полагать, приземлившийся: по сообщению газеты "Литературная жизнь Москвы" это он, именно он, Петр Вайль настоял - настоял, а то подумают еще, что как-то насиживал - на присуждении тыщ этих денежных единиц этому, именно этому вот номинанту - поэту мета-метафористу Ивану Жданову.
        Вот так чтобы. "Чтоб не каким-то там единомышленникам Пригова" - и облегчив в таких примерно словах душу, с облегченностью отлетел назад, куда ему надо. Помните: "Зараз у советской власти два крыла: правая и левая. Коды ж она сыметься, и улетить от нас к едрене-фене...". Да никоды ж. Ни в жисть. К едрене-фене хоть в Соединенные Штаты Америки. Да хоть и на "Свободу" радио. Свобода есть "Свобода"... Серьезно?
Налетел-настоял-отлетел. В промежутке тут облегчившись. Во всяком случае, насчет единомышленников Пригова - это, судя по той же ЛЖМ, - текстуально.
         Ну что - не сказка?.. Чудо. Номер ЛЖМ попал мне в руки уже после того, как готова, написана была вся присказка, и теперь мне до конца дней гордиться моим таким предвидением сказочного сюжета, текстуальным, можно сказать, предощущением - пригощущением - и даже, если позволено мне будет так выразиться, предсовпадением - да с кем - с самим аж Председателем Жюри Комиссии самой Академии Всея Российской Словесности......... Ух. Тяжело. Дай, дух переведу...
        С другой стороны - что может быть предсказуемей, несвободней маятника, размахов несвободного качания - независимо от самочувствия фигуры, что там прицепилась, маятник оседлала. Фигура в восторге. Административном, финансовом. Амплитуда - от Жданова и аж до Пригова. От Пригова и аж взад аж-аж-аж... до Жданова... И - и - и - и - взад... И и - и - и - и - и - - и обратно... Да хоть и через всю-всю Атлантику - а толку?
        Была когда-то песенка у Монтана "Девушка на качелях": "Unе demoiselle sur la balansoire..." По тем временам чуть игривая песенка: очень артикулированно пелось: Un!.. De! - moiselle!.. - и на каждом такте певец вертит запрокинутой головой - дескать, на таких качелях неплохо может смотреться и что-то, чем в 1956 году светить демуазелям было не принято.
        На наших качелях просто чудо, как просматривается нечто. Не то, чтобы сокровенное, и уж никак не соблазнительное. Но такое, что публике выказывать не принято подавно - ну а что делать? Зато качели. Размахи. Полеты и налеты - и не во сне, наяву вполне - а называется бездарь. В фазе и на "Свободе".

                бездарь ведь
                только так называется
                бездарь
                не без
                чего-то бездарь ходит
                а с чем-то         ходит
                
                и не сидит тихо
                бездарь
                как-нибудь
                ты сам по себе здесь
                стало быть
                а там сама по себе бездарь
                бедная
                а бездарь
                лезет и лезет
.............................................................................................................................

        Cловом, я решил, что лучше будет пойти и вручить гостям из Соединенных Штатов что-то типа объяснительной: что же все-таки мешает мне принять участие в приятном мероприятии. Объяснительная - рядом: текст I .
        Но за это время тема тут продолжала развиваться, и к тексту I пришлось добавить приложение II - как специальное и не лишнее пояснение и дополнение.
        Приложение собиралось выйти в 98-м в журнале "Хорошо", но не вышел сам журнал. В связи с моим, как оказалось вдруг, участием в америкаском проекте антологии современной русской поэзии - участием неожидпнным, нежданным, участием совместным даже с И. Ждановым, который, впрочем, сам-то по себе, на мой взгляд, автор как автор - не хуже многих других - я благодарен Кролику за возможность поместить текст этого приложения в Интернете. Заодно с посланием 97 как основанием приложения и свежим интернетным отказом.
        Само же по себе приложение носить могло бы хоть такое название: