Стихотворения 1998-1999 года
* * *
Сед старик Лекс, а его жена – молодая дура.
Он в лес – она по дрова. Добыта руда – нету тары.
Договор расторгнут. Юля Лекс в аэропорту рыдает:
«Я любила вора в законе! О, мои нефтяные дыры!
Алюминий, алюминий! Не мила мне игра фортуны!
Закон лишь один на свете: это закон больших чисел.
В казино, в насекомом, в козявке – всюду, где б ни случился,
он сед, как лунь, суров, будто культ, и нуль как личность.
Да куда, глупая, от него я денусь, куда спрячусь?
Сколько дивных качеств гибнет в дебрях его количеств!
Смилуйся, господин! Отдай две ладьи, не отдавай Диларо'м.
Континенты отдай златые и полный вина океан.
Родину продай каннибалам и древний весь пантеон.
Не бросай только в лабиринт! Я верну тебе договор.
А не то от слез и любви я умру, – мне все равно».
январь 1998
__________________________________________
Стихотворение принадлежит к незавершённому циклу, посвящённому
латинским пословицам. (Второе стихотворение – «Школярские годы златые…»).
Здесь обыгрывется пословица «dura lex, sed lex» («закон суров, но это закон»).
Отдай две ладьи, не отдавай Диларо'м – среднеазитская поговорка,
употребляющаяся, когда речь идёт об очень большой любви. Связана
со старинной индийской шахматной задачей и с легендой о шахматистке
Диларом, которая спасла себя и своего мужа от разорения.
* * *
Школярские годы златые!
Прошли вы, так весело-злы.
Скалистые горы латыни
покрылись завесою мглы.
Один только виден Sic Transit –
закатом окрашенный пик:
над тучами светит и дразнит...
Темнеет. Смеркается. Sic...
январь 1998
_______________________________
Стихотворение принадлежит к незавершённому циклу, посвящённому
латинским пословицам. (Второе стихотворение – «Сед старик Лекс…»).
Здесь обыгрывется пословица Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит
мирская слава.
* * *
Коза, куда сползла? закинь назад.
Душа моя ушла. Уж лучше вслух
слова лизать сполна, пока назвать
могу, хотя во рту мой ум распух.
Пчела, куда мечта меня в ничто,
жужжа, опять ужаль, еще нежней –
пусти, твоей пыльцы неси число
сюда – течет слюна почти в мишень.
Ольха, лови волка, – кого влекла
в кусты – терзать куски косматых чувств.
Едва вдали видна, блестит река –
и я, насквозь любя, туда качнусь.
январь 1998
___________
«Коза, куда сползла?..» – сугубо мелодический текст.
* * *
Грибы включил я в свой романс.
Увы, я дал им этот шанс:
питаю слабость к ним.
На вкус они и так и сяк
бывают — но когда в лесах
стоят, — я их грибник.
В прохладном, пестром сентябре
несу корзину на ремне,
и нож в руке готов.
Смотрю — и ох... и ух!.. и вот! —
и режу, и шалею от
бескровных гекатомб.
январь 1998
* * *
Змея на ножках step by step.
Звезда в колготках — свет и смех,
летит немой призыв.
Москва в кроссовках топчет снег.
Тускла тусовка общих мест,
пятнист любой язык.
Змея касается звезды,
тела свиваются в узлы,
узор судьбы нелеп.
Глаза слипаются to sleep.
Слова сливаются, застыв,
в ту степь — и step by step.
январь 1998
* * *
Куда устремляюсь? Куда устремлюсь?
Везде оставаясь, всегда остаюсь.
Далёко ль протянута эта нога?
Напрасно помянута: нет, никуда.
Едва ли достаточна сетка чулка,
и кружева дымка, и ломка угла,
когда, отстраняясь, засунусь в углу,
всегда отстранюсь, и устроюсь, и сплю.
1998
* * *
Сейчас я напишу «сейчас».
Вот написал. И что же дальше?
Сижу. И новое сейчас
уже не то, что было раньше.
Оно ныряет между строк,
кривляется и корчит рожи
тому, которое нарочно –
то есть в кавычках – я изрек
позавчера... – или когда? –
на даче, что ли, прошлым летом
среди гитарного костра
сентиментальным пьяным сердцем? –
Тринадцать минуло с тех пор
строк. Неужели сейчас будет
сонет? – Но нет. Минуты нудят.
Я жив. Я продолжаю вздор.
январь 1998
ФЕГНЫ
1
Первую фегну поймал король –
десять лет не искал второй.
Люди водили блуд
через черный ход.
Ночью мне снился секретный код –
будто я выудил его из книг:
был он, казалось, глуп,
как болотный кит.
Но исчезал, ударив хвостом,
и сторожил на дне морском
выращенный урожай
шпионских цифр.
Мне же в насмешку отбросил вихрь
вздора, который я хватал, –
я проснулся, не удержав
в руке фонтан.
Если ты думаешь, что поэт
в хитром сне похищает предмет
тайных желаний
и зашифрованных грез, –
ты, полагаю, слишком прост:
вряд ли вызубришь наизусть.
Лучше заранее
все порви и забудь.
2
Всякую фегонь знал эмир
зебными слабостями кормил.
Люди водили компанию
каждый день.
Бед не предвиделось. А меж тем
дул ветерок с Казанских гор,
дул до тех пор, пока не
вспыхнул костер.
К теплой земле припадает дым,
вьется в травах, а мы сидим.
Ладно, станцуем,
если на то пошло.
Наша станция – Чакша-Бурт.
На дебаркадере барахло
пахнет ржавым безумием.
Или вдруг
перекликаются в контейнерах сны –
и настораживают уши псы,
не понимая,
лаять им или выть.
А в остальном, блестящая злыдь
в вечном обмороке хитра,
как аномалия
или любви петля.
3
Фегнь лисьеглазую видел шах –
тут и зажмурился, зубы сжав:
еле сглотнул прилив
медвяной слюны.
А через поле наискосок
грозные близнецы-слоны
гонят, бивнями исказив,
стыд беглецов.
Одну, потом другую ладью
не вижу, но верю – и отдаю.
Ты ли, любимая Диларом,
умней меня? –
Кто я? – путаясь в клетках букв,
пестую сонм сомнения,
хилым одолеваю сном
вечный испуг.
Если, поэт, ты думаешь, что
много думать вредно, – и что
муза сама подскажет,
ибо она
видит то, чего никогда
тебе не постичь, хоть лоб разбей… –
Впрочем, получит каждый
по вере своей.
4
Фегоню позднюю принял царь.
День пролетел – расставаться жаль.
Люди варят,
чего случилось им.
Гнутся деревья, шумит камыш,
к мокрой земле припадает дым.
Скука в тварях,
в итоге – вот вам шиш.
Ночью мне снилась дама червей.
Тихо предупреждала: «Не верь.
И никуда не смотри,
только на меня.
Сердце страстью воспламеня,
все сожги, порви и забудь.
Только серьги и бусы мои
остаются пусть
в зеркалах воровской твоей души.
Так и стой и верно служи,
блеск и нищету отражай,
если ты поэт.
Всякой роскоши подражай…» –
Паровоз загудел и дернул состав.
На полустанке снег,
ночь и тоска.
5
Фейгну часто любил султан.
Год прошел – и вдруг он устал.
Люди, довольно! –
смеркаются времена.
Выберем – вот тебе и на!
Голо суем, не щадя детей:
им, а не нам все войны
в последний день.
Поезд в Чакше стоит пять минут.
Тронется – ни угрызений, ни мук.
На дебаркадере
свалено барахло.
Свернутый в трубку желтый флажок
стрелочник высунул в окно
будки… А в декабре
выпадает шлак.
Если, поэт, ты думаешь, что
муза – девушка… или что
ты у нее, по крайней мере,
первый столь
искусный любовник, – тогда позволь
предупредить, чтобы ты не…
Впрочем, каждому – по его вере.
Также и мне.
1997-1998
_______________________
Фегны (вместе с их вариациями, с которых начинаются главы поэмы) – заумное слово.
Два фрагмента этой поэмы (начинающиеся словами «Если, поэт, ты думаешь, что…»)
вошли как самостоятельные стихотворения в повесть «Проблема адресации», –
там они принадлежат одному из персонажей, поэту Клапку.
* * *
В чаще лесной листоносный поток прячась,
тащит толпу высовывающихся качеств.
Ты сама, вырисовываясь из воды,
изведи мне шелест из головы,
говори мне шалость и говори
тяжесть.
Ты же бывала в потоках всегда мутных,
тыщи сманила лодочек весьма утлых,
с удовольствием готовых пойти ко дну,
к одному привязалась ты моему
мухомору, вползающему на ходу
в дупла.
Вот он в пустыне пророс из сухих скважин,
бодро и просто встал за своих и ваших.
Что идея — то, конечно, война и смерть.
И смотреть тут нечего, и уметь.
Ему есть достаточно всюду мест
влажных.
Их показал мой оракул в нагих цифрах,
хитро окинув взглядом простых хриплых
пастухов, виноделов и рыбаков.
И покоится будто тень игры вокруг:
либо кровь лозы, либо козий пух,
либо...
Ветка, как чья-то явная над водой веха,
въехала, будто нарочно качнувшись, в это
золотоплетение нитей и теней,
и тебе так легко со мной теперь
затеряться среди многих затей
ветра.
Плющ темнолистый оплел стволы буков,
луч жары заплутал в закоулках бликов,
в буколической сени высоких рощ.
Оросивший нас светоносный дождь
дрожью мелких брызг рассмеялся, прочь
прыгнув.
август 1999
_____________________
Написано во Франции. Недалеко от того места, где в «замке»
Михаила Бараша у реки Англен жил автор, находился городок
Сен-Бенуа, стоящий на речке, название которой в переводе на русский –
«листонос».
* * *
Завязал я на ботинках шнурки.
Пожелай мне на прощанье пути:
путь унылый по обочинам трасс
спроектируй парой ласковых фраз.
У меня в пальто целковый – всех средств.
Но зато на мне по жизни есть крест.
Хоть бы мыкался, кругом голодал –
а его бы никому не отдал.
Едет драйвер – весь в мазуте, в пыли.
Ну-ка на борт меня, кореш, прими!
Моя лексика полна инвектив, –
засифоню до утра детектив!
– Нет, ты мне лучше за жизнь расскажи.
Ты – поэт, так говори для души.
А не то вон телевизор всю ночь –
сто каналов мельтешит – хуй поймешь!
– А о чем бы ты, мой драйвер, хотел?
Не о том ли, что в душе – беспредел?
Что я на хрен побросал всю семью
и по пять бутылок в день водку пью?
Знаю, знаю, – у тебя в эту масть
весь расклад, – и я, конечно, попасть
мог бы запросто, – да нет у меня
в этом смысле на руке ни хуя!
Завязал я на ботинках шнурки.
Пожелай мне на прощанье пути.
У меня в пальто целковый – всех средств,
да зато на мне по жизни есть крест.
ноябрь 1999
_________________________________________
Здесь и во многих других текстах – образ перекрещенных предметов
(ремней, шнурков, галстука) – неясный самому автору образ из сонного бреда.
* * *
Поздравьте себя: вы купили себе по дешевке.
Оставьте себе для лучших потом путешествий.
Поздравьте меня, укравшего долю блаженства
здесь, – не выходя из координатной решетки.
Вот так и украл, – хотя и сижу в одиночке.
Ведь Дания – это тюрьма, как сказано выше.
Мои же эти мгновенья похожи на лыжи.
И в них мой талант виртуозен почти идиотски.
И вот я лечу с горы – и теряю санки.
Что может быть выше подобного наслажденья?
Поздравьте меня: я исполнил волю движенья,
хотя и сижу в отрицаловке и несознанке!
ноябрь 1999
_________________________________________
Теряю санки – аллюзия на строчку Светы Литвак «я лыжница с горы,
теряющая санки». А также на строки «вот свернулись санки, и я на бок хлоп»
из стихотворения И. 3. Сурикова «Вот моя деревня».
* * *
Цветы распустила республика
над всей бессловесной землей.
Весенние губы распухли, как
бессовестный твой поцелуй.
Он длится до полного месяца
над примулами могил,
потом вдруг, фыркнув, рассмеивается
и далее — неуловим.
Рассеивается идиллия.
И блуд осознан, и бунт.
Несем их в свои владения,
как грунт и навоз для клумб.
март 1999
* * *
Приехали в Йоппу, проспали закат.
В туманном просторе лишь волны кипят
над черной скалой Андромеды.
Вдоль берега темен и пуст променад
площадок и лестниц. Мы смотрим вперед –
во мрак, за предел ойкумены,
откуда и ветер, плодящийся там,
летит и, в косматые волосы пальм
вцепившись, их вечно треплет.
Он полон клубящихся мощных тайн,
указывая на темную даль,
в которой он молча крепнет.
На гребне волны прибежит к нам кто? –
Уйдем, отвернемся. Нас ждет авто,
оставленное в переулке,
где клочья фотографических толп
влекутся вдоль общих туристских троп;
где Наполеон в треуголке
маячит у каждого погребка
(на роль зазывалы его обрекла
местная выдумка)...
март 1999
____________________________________
Йоппа – библейская Иопия, ныне называется Яффа. При постановке
стихотворения на сайт «Остракон» Саша Бараш (с моего согласия)
заменил Йоппу на Яппу.
Фигура Наполеона, действительно стоит в Яффе у дверей кабачков.
Наполеон когда-то высаживал там морской десант.
Скала Андромеды – камень недалеко от берега, с которым связывается
миф об Андромеде и Тезее.
* * *
Ни молока, ни меда
в пустыне Вади-Кельт.
Так далеко от дома
беглец находит бейт.
Как буквы в свитках, мнимы
тут молоко и мед, –
струится над камнями
лишь облако имен.
И бесы дуют зноем
настолько мимо чувств,
насколько преподобен
был житель здешних кущ
на дне глубоких трещин,
где узкий водопад
меж скалами подвешен, –
был житель прост и свят.
Он рад, что ты покинул
свою страну, беглец.
Ты, как бесстрастный гимел,
корабль безводных мест,
тропою каменистой
плывешь – уже не мертв –
а он навстречу с миской:
там молоко и мед.
март 1999
________________________________
Стихотворение начато в Израиле. С Сашей Барашом любовались сверху
монастырем Вади-Кельт, расположенным в глубокой расщелине каменистой пустыни.
Бейт – а) в восточной (арабской, персидской, тюркоязычной) поэзии – род двустишия
с необязательной рифмовкой; в тюркоязычном фольклоре – четверостишие типа частушки;
б) дом (иврит).
Гимел – а) третья буква еврейского алфавита. В каббалистике иногда связывается
с Адамом. Каббалистический знак гимел изображался как открытая ладонь. По мнению
Е. П. Блаватской, гимел происходит от священного и тайного имени Бога – Гадол;
б) верблюд (иврит).
* * *
Два человека идут через луг
на огороды к дальней избе.
В пламени зноя плавает звук
их разговора о тайной судьбе.
Их провожает облако мух,
оводов нудный хоровод.
Злобные слепни, как стрелы разлук,
так и врезаются в их разговор...
Впрочем, меж ними не так много слов.
То есть, по сути, они молчат.
Разве что души двух голосов
соприкасаются на мелочах
быта, работы, погоды, поры, —
будто они составляют отчет
или, о чем-то условлясь, они
видимость повторяют точь-в-точь.
Два человека идут через луг.
Вроде один человек — это ты.
Если теперь эти строки не лгут,
значит, кому-то с тобой по пути.
Медленно всходят на косогор.
Ниже — река, но она не видна.
Впрочем, отсюда их разговор
тоже не виден наверняка.
Овод присел на тонкий подол
белого платья, целясь сквозь ткань.
Но промахнулся я, бросив ладонь
в несоразмерную с нами даль...
Если ж и эти строки не лгут,
значит, другой человек — это я.
Вижу теперь, насколько был глуп,
чуждый взгляд напрягая в поля.
август 1999
___________________________
Адресат Света Литвак.
* * *
Светом сочащийся свод
хладен, безмолвен и ярок.
В недрах толпящихся звезд
парадоксальный порядок
ядерных метаморфоз.
Брезжит морозный озноб
в мертвой траве на полянах.
Держит и носит ноябрь
скудные мысли лесов, —
шепчет и распространяет.
В парадоксальный порядок
спутаны волосы слов.
Хладен, безмолвен и ярок
светом пронизанный свод.
октябрь 1999
