2000 год
БАЛЬЗАКОВСКОЙ ПОРОЙ
- Бальзаковской порой
За женщиной летит
Назойливая свитка:
Жужжащий геморрой,
Шипящий целлюлит,
Немая щитовидка.
От них не умотать,
И ангел свысока
Курлыкает фемине:
«Не сокрушайся, мать,
Об участи цветка,
Ты – ягодка отныне!»
- На питейной скамейке в чужом дворе
У подножия пышной мусорной кучи
Телеса легки, а слова тягучи,
Словно детское яблочное пюре.
Пестрый хлам забирается в облака.
Но копни поглубже! Честное слово,
Обнаружишь красивого-молодого
Гуманиста, художника, вахлака.
Через призму бутылочного стекла
То на ангела, то на тень похож.
Этот ангел небрит, эта тень светла –
Лучше всех убеждает, что мир хорош.
- Нас искушало не сало, но соло:
Все рифмовали да малевали,
Нервами ввязывались в игру.
Кто мы теперь? Огурцы без рассола?
Зерна в бряцающем коленвале?
Или дворняги не ко двору?
Так или эдак – не надо лая,
Мой малосольный зеленый зема!
К нам равнодушия не тая,
Крутится родина деловая:
За неимением чернозема
Мы прорастем в коленах ея.
- И вышел подышать в тенистый аут-сад
На берегу провинциальной Леты,
Где время тихо пятится назад,
Потом встает, античной статуи навроде,
И без осадка растворяется в природе.
Труды и годы – это, брат, куплеты!
У жизни есть немеркнущий припев.
Ни домочадцев, ни друзей, ни дев
Туда мы приглашеньем не уважим.
Там человек братается с пейзажем.
Всяк лиственный пустяк ему шуршит: «Иди…»
Идет. Не все ль едино интраверту,
Где мысли хвойные развеивать по ветру,
Пригревшись у июля на груди?
- Разломившийся, как титаник,
Он хватался за титьки танек,
Дым курилок, горлышки старок,
Бледный юноша-перестарок.
На полуденные болота
Невзначай заплыла работа –
Монолитная, как тортилла –
И живьем его проглотила.
- Оперативного простора
Душеспасительная Тора
Для изученья тяжела.
Хандра имела форму тора –
Гордыня дырочку нашла.
А там с налета – с поворота
Шибает в голову работа,
Затапливает с головой.
И в дисциплине ищешь брода,
И сам с усам, и сам не свой.
Ты – как двоичная ячейка:
Всегда ничей, все время чей-то.
В глазах – конторы мельтешат…
Шутник, ты величаешь это
Материалом для стишат.
- Песни мои – суккубы.
С боями прошли сквозь зубы,
Прихотями сугубы.
Их шлифовали губы,
Чтоб вытолкать из утробы
В отеческие сугробы.
- В поле лукового горя я
Слезинки оботру.
Категория цикория
Мне нынче по нутру.
Осень золото профукала.
Ноябрь безлик и сир.
Встану в шесть, страшнее пугала,
Сварганю эликсир.
Повенчаю речку черную
С молочною рекой.
Променяю речь никчемную
На волю и покой.
В этой схеме, будто в схиме, я
Сносился и осип…
Предрассветная алхимия,
Кромешный недосып.
- В ожидании Рыбы закрылся век,
Истончился лед, поседел рыбак.
Философу мерещится смена вех,
Моряку – рубах.
Водолаз курирует бездну вод
И, впадая в хронический аппетит,
По мобильной кричит, что улов плывет.
А улов летит.
- Каменный свод основных понятий
Я вырабатывал, друг Гораций,
В лоне сомнительных предприятий
И тонких душевных организаций.
В первых порою бывало страшно,
А во вторых неизменно душно.
Так из времен добывалось брашно,
Чтобы в гнезде разойтись подушно.
Дом – закоснелость моя и милость!
В отчем краю под двуглавым богом
Много всего, что нам и не снилось.
Я упокоил себя в немногом.
- Где родился, там и Родос, там и прыгаю –
Щелкопером, имиджмахером, барыгою,
Вздорной птицей, долгоносой и хрипатою –
Воспаряю и куда попало падаю.
Это вечное увечное движение –
Зрелой жизни основное достижение.
Жаль, что родина мала! Дожив до отчества,
По второму кругу прыгать не захочется.