Окказиональность является одним из основных операциональных приемов языковой игры.
        В лингвистике вопросам окказиональности как особой теме стали уделять внимание сравнительно недавно, очевидно в силу аномальности, противоречивости этого явления, хотя различные авторские новообразования всегда привлекали внимание исследователей. В настоящее время индивидуальное авторское словообразование (словотворчество), а также различные новообразования в разговорной и детской речи привлекают исследователей по разным причинам. Особенно отчетливо это проявляется в работах, посвященных проблематике разговорной речи. В одной из последних работ Е.А.Земской "Словообразование как деятельность" окказиональному словообразованию уделено достаточно внимания, но опять таки за рамками теории словообразования. Окказионализмы так и остаются чем-то инородным, аномальным, выпадающим из системы. Противопоставление потенциальных и окказиональных слов и здесь достаточно четко прослеживается. (Потенциальные - реализация модели, окказиональные - нарушение модели).¹ Автор настаивает на абстрактном моделирующем характере словообразования. При этом отмечаются определенные трудности в описании и классификации, особенно при описании словообразовательных значений.² Е.А.Земская выделяет словообразовательные парадигмы: типичную и конкретную. Типичная словообразовательная парадигма является абстрактной моделью, включающей все возможные новообразования, при этом окказионализмы не входят в эту модель. Например, модель для образования существительных типа председатель, учитель является потенциальной (т.е. эти слова входят в ТСП – сокращение Е.А.Земской), слова типа *приседатели ³ или *улетатели (см. ниже) являются окказиональными, мотивированные глаголами приседать, улетать и не входят в ТСП. Здесь, на наш взгляд, проявляется противоречие между потенциальным и окказиональным словом. Четко разграничить эти явления в поэтическом творчестве не представляется возможным, так как реализуются как продуктивные модели словообразования, так и ощущается явная необычность слова:

«Мы будем улетатели
в далекие кусты,
мы будем приседатели
на толстые цветы.
Летите к нам, порхахали,
любить нас и ласкать,
ах, славные, ах, милые!» –
любабочка поёт.

("Инсектарий", с.12)

        Установка на языковую игру снимает противоречия между узуальным и окказиональным употреблением слов. В языковой игре актуализируется как установка на норму (систему), так и на осознанное воспроизведение речевых аномалий: "Что же касается реализации запрограммированного эффекта языковой игры, их аномального, асистемного характера, то можно рассматривать эту особенность языковой игры и через призму потенциальности языковых явлений, ибо во многих случаях инновация есть осознанная или еще не осознанная закономерность. Не претендуя, как правило, на статус нормативных, факты языковой игры, тем не менее, коррелируют со многими тенденциями развития языка".⁴
        Кодифицированные способы производства слов оставляют за рамками классификации огромное количество слов, бытующих в языке, осознаваемых говорящими и активно ими используемыми.
        Традиционно окказиональное слово рассматривается в сопоставлении и противопоставлении его узуальному (каноническому). А.Г. Лыков выделяет девять признаков, отличающих русское окказиональное слово от канонического:⁵
        1) принадлежность к речи;
        2) творимость (не воспроизводимость);
        3) словообразовательная производность;
        4) ненормативность;
        5) функциональная одноразовость;
        6) экспрессивность;
        7) номинативная факультативность;
        8) синхронно-диахронная диффузность;
        9) индивидуальная принадлежность.
        Окказиональные слова, тем не менее, рассматриваются А.Г.Лыковым как потенциально возможные реализации системы языка. "Окказионализм представляет собой речевую реализацию нереализованных языком возможностей, заложенных в самой его системе. Вследствие этого окказиональное словообразование – при всей своей специфичности – является частью общего словообразования и выделяется внутри него".⁶
        Попытки упорядочить способы окказионального словообразования были сделаны А.Г.Лыковым, Н.А.Янко-Триницкой ⁷, Е.А.Земской ⁸, И.С.Улухановым и др. В последнее время классификации способов неузуального словообразования активно разрабатываются. Попытка объединить кодифицированные и неузуальные (окказионализмы и неологизмы) способы словообразования проделана в работе И.С.Улуханова "Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация" ⁹, где неузуальные способы словообразования рассматриваются не только как потенциально увеличивающие количество словообразовательных средств (появление новых аффиксов, новых комбинаций аффиксов и их значений), но и расширяющие, практически бесконечно, границы словообразовательной системы в целом.
        В работе В.П.Изотова, В.В.Панюшкина "Неузуальные способы словообразования" ¹⁰ представлена терминологически разработанная классификация способов окказионального словообразования, которая включает наряду с уже существующими или описанными способами такой способ, как "гипотетическое словообразование", подразумевающий изучение того, что только обнаруживает тенденцию к возникновению. Интересным также нам представляется мнение О.Г.Ревзиной об окказиональном словообразовании: "Высказаны противоположные точки зрения и очертился объем ментального пространства, в котором мыслят об окказионализмах в рамках лингвистики и лингвистической поэтики. Этот объем узок для окказионализма, их осмысление требует расширенного круга вопросов, которые могут быть к ним поставлены равно как и подхода в рамках современной научной парадигмы, видящей в языке знаковую систему, но и убежденных в том, что "сущность языка лежит по ту сторону замкнутых в себе знаков". Семантика свободы, которую мы приписываем окказионализмам, как раз и открывается при полагании научными объектом триединства человека, языка и мира".¹¹

        Размытость стилистических границ, отсутствие строгой стилистической дифференциации (особенно на уровне словообразования), нестабильность нормы вообще делают затруднительным четкое разграничение продуктивных и непродуктивных способов словообразования, потенциальных и окказиональных слов и особенно отчетливо это проявляется сейчас не только в разговорной речи, имеющей свои отличительные черты, но и в художественных текстах.
        С возросшей активностью личностного начала, влиянием отдельных личностей (или речевой манеры отдельной личности) на широкие слои носителей языка при помощи средств массовой коммуникации четкие разграничения (свойственные для прошлого этапа развития русского языка) нормативности / ненормативности, употребительности / неупотребительности смещаются от центра к периферии и наоборот. Это связано и с такими характеристиками окказиональных образований, как индивидуальная принадлежность и функциональная одноразовость. "Окказиональное слово подобно любой ранее усвоенной лексической единице может в любой момент быть использованным носителем языка в речи".¹² Подчас это становится приемом в языковой игре. Окказионализмы, возникшие в спонтанной речи говорящего и попавшие в обиход начинают активно включаться в художественный текст.¹³
        Словотворчество А.Левина ориентировано прежде всего на разговорную речь, на услышанные, бытующие в речи конструкции и модели, "которые еще не нашли своего отражения в литературе". На этом следует остановиться подробнее, так как именно это противоречие между кодифицированным языком и живым языком говорящего представляет для науки своего рода неразрешимую проблему. Невозможно описать все явления, которые есть или готовы появиться в речи. Мы имеем в виду те оговорки и аномальные явления, которые подчас и являются материалом, используемым в языковой игре. "В устной речи нет времени для отбора слов. Приходится применять те слова, которые находятся наготове. Тогда при неразработанной активности словаря и некоторой сложности речевого задания в речь будут проскальзывать неадекватные теме слова, появляются оговорки, замены, паузы и т.п.".¹⁴
        Поэзия А.Левина насыщена своего рода оговорками (которые достаточно часты в обычной речи). Но если в речи они характеризуются как ошибки, возникающие вследствие "ослабления контроля за ходом речепроизводства", то в поэзии (или в художественном тексте) они являются стилистической фигурой. Например, обмолвка метатезного характера служит текстообразующим приемом:

Веселопедисты ехали гуськом,
впереди заглавный веселопедист,
а за ним другие маленькие два
весело педали свой велосипед


("Страшный случай на даче", с. 206)

        Далее весь текст насыщен образованиями подобного типа: лосипедист, сипедный, педисты, веселосипедный, елесипедисты, вялосипедисты. А в строке …весело педали свой велосипед… происходит еще и синтаксический сдвиг, основанный на омофоническом обыгрывании окказионализма веселопедисты, а также моделирование глагольной семантики путем частеречной трансформации слова педали.¹⁵
        Пример подобного рода фонетической деформации слова (метатеза) в следующем примере актуализирует возможность семантического наполнения речевой оговорки:

…стояли и вминательно глядели
по сторонам…

("Конструктор № 2", Модель космического корабля "Восторг-1", с. 21)

…А я вминательно сижу
и не упал.

("Конструктор № 2", Модель мыслителя у окна, с. 22)

        Окказиональность, как мы уже отмечали, является одним из операциональных приемов языковой игры и используется "играющими", как правило, осознанно: "В основе <…> понимания языковой игры лежит представление о ней как о процессе направленного (программирующего) ассоциативного воздействия на адресата, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов".¹⁶ Это проявляется в таком, например, тексте:

А он не так! он так свободн и юнн,
как мориц одноглазый и суровый,
он не всхотел стать гений длиннововый
он стал один, как истинный поюн!
("Модель шизого под облакы", с. 23)

        В данном случае неправильное с точки зрения современной орфографии написание краткого прилагательного юн задерживает внимание читателя, а уже в следующей строке оно находит "поддержку" в слове мориц, что является непосредственной отсылкой к имени собственному Юнна Мориц и всеми соответствующими ассоциациями. Неправильное написание служит сигналом для игрового восприятия текста. А слово мориц переходит из разряда имен собственных в разряд окказиональных слов.
        В следующем примере употребление окказионализма связано, на наш взгляд, с проблемой порождения слов в спонтанной речи, когда "говорящий "знает, о чем хочет сказать" (т.е. уже выбрал семему в ее денотативном и сигнификативном аспектах), но колеблется в частеречном, словообразовательном и словоизменительном оформлении слова": ¹⁷

Ах, Толстый Василий, твой дом на холме
розовым носом сияет во тьме.
Великий надомник, сиятельный князь,
ты наш во тьме негасимый вась-вась.
     <…>
Ах, Толстый Василий всегда на посту,
розовым чем-нибудь бдит в темноту.
Великий напостник, духовный отец,
ты наш во тьме путеводный звездец.


("Толстый Василий", с. 58)

        Имитированная спонтанность (своего рода эффект экспромта) определяет в этом примере выбор номинации (вась-вась), созданной способом редупликации (словообразовательный повтор представляет собой окказиональную разновидность сложения, при котором компоненты слова повторяются), и создающей эффект созвучия с характерной для разговорной речи новой звательной формой от имени собственного Васька – кличка кота. 
        Образование слова звездец представляет собой реализацию фразеологического сочетания путеводная звезда, но с переводом в другую грамматическую категорию рода изменением деривационной структуры. Нельзя сказать абсолютно однозначно, какой из омонимичных суффиксов -ец- здесь актуализирован. Можно предположить, что это модель производного слова от основы существительного с деривационным значением "размерно-оценочным"¹⁸ типа брат - брат-ец, доклад - доклад-ец, *звезд - *звезд-ец с одновременным изменением родовой принадлежности (слово звезда в русском языке женского рода), т.к. оценка героя соотносится с его мужественностью, храбростью. Здесь также присутствует значение таких деривационых моделей как литов-ец, комсомол-ец, реализующих принадлежность героя к звездам, его фантастичность, космическое происхождение. И, конечно, в данном слове присутствует фонетическое сходство с грубым, просторечным словом, что также вносит свою семантику. Здесь переплетаются не только словообразовательные связи, но и межсловные, что "приводит к выводу о многомерной организации лексикона в сознании носителя языка".¹⁹
        Если в разговорной речи языковую игру сопровождают жест, мимика, интонация, то в художественных текстах ее дополнительными стимулами являются графика, орфография и художественное оформление. В том и другом случае эти приемы обуславливают непосредственное восприятие "ошибки" как приема в игре:

У-гу,
а мы так starались!
У-гу,
и wот те на!


("Вот те на!", с. 141)

        В разговорной речи при ориентации на языковую игру слова старались и вот будут произноситься с отступлением от орфоэпической нормы "с выходом за пределы диапазона допустимой системной вариативности произносительного стереотипа". Здесь нетрадиционное написание слов сигнализирует о необходимости неканонического прочтения (ориентация на межязыковую интерференцию).
        Таким образом, "неявные семантические добавки", которые создаются автором намеренно и иногда расцениваются как ошибки или опечатки, задерживают наше внимание не только на отдельном слове, но выходят на контекст в целом, создают дополнительные оттенки смысла.

1.3. Полисемия окказионального слова

        Следует остановиться более подробно на текстах, представляющих, на наш взгляд, реализацию принципа построения текста, основанного на использовании различных приемов языковой игры, где основным является игра на многозначности слова.

Серенькая учица,
над столом склонённая,
пялится и телится,
мучится, но учится.
Срежется – расплачется,
свалит – успокоится,
пёрышком старается,
инженером хочется.
Инженер володенький,
узенький, серьёзенький,
сам весь положительный,
резус отрицательный.
Влюбится и женится,
тем это и кончится,
учицу хотимую
из общаги вызволит.

Умненькая учица,
над столом склонённая,
щурится, очкарица,
вредница-ехидница.
Получит "хор." – расстроится,
сдаст на пять и важничает.
Учится, старается,
аспирантом хочется.
Аспирант хотеющий,
с мамой проживающий,
подавать надеющий,
много обещающий,
влюбится и женится,
тем это и кончится,
умненькую учицу
из общаги вызволит.

Пёстренькая учица
над столом склонённая,
пудрится и мажется,
модница-кокетница.
Срежется – разнюнится,
сдует – улыбатеся.
Охали да хахали,
щекотали-трахали.
Кучерявый вылезень
подгребёт-подвалится,
позвонит-потренькает,
вцепчивый и влипчивый.
Влюбится и женится,
тем это и кончится,
пёстренькую учицу
из общаги вызволит.

А в общагу драную
въедет в свою очередь
злюканькая учица,
глюканькая учица,
мяконькая учица,
ме-е-еконькая учица,
учица-спортсменщица,
учица-китаица…
Так и продолжается.
Так и продолжается.

("Серенькая учица", с. 178-179)

        В тексте представлены различные пласты языка. Поэтика текста, связанная с традиционными образами, восходит к фольклорным источникам и здесь же имеется сниженная разговорная, экспрессивно окрашенная лексика.
        Ритмическая организация этого стихотворения и первая строка Серенькая учица вызывают в нашем сознании традиционный фольклорный образ серой утицы - символический образ невесты. Далее в тексте возникает намек на фразеологическое сочетание чистить перышки 'приводить себя в порядок' - пёрышком старается. Опять же это и 'расправляет, чистит пёрышки', и 'выводит пером слова, пишет'. В слове учица реализованы несколько словообразовательных моделей:
        1) стяженная форма ученица;
        2) стяженная форма учительница (мы не знаем, в каком учебном заведении она учится, может быть, это связано с ее будущей профессией учительницы);
        3) глагол в 3 лице ед.числе наст.вр. в фонетической огласовке [учица];
        4) аналогия с существительным девица (как, например, девица-красавица).
        Если фольклорный образ утицы с эпитетом серая традиционен, то в сочетании серенькая ученица эпитет означает 'посредственная', что находит свое подтверждение в последующем тексте мучится, но учится.
        Вводимый далее образ инженера-жениха иронически переосмысливается. Деминутивы, характерные для фольклорных текстов, здесь используются для передачи сниженной оценки. Жених под стать невесте: серьёзненький - скорее всего просто зануда. Прилагательное володенький мотивированно с одной стороны именем собственным Володя, а с другой это аналогия с таким прилагательным как молоденький.
        Серенькой учице противопоставлен образ умненькой учицы. И если для первой была характерна некоторая деятельность (см. глаголы пялится, телится, мучится, но учится), то образ второй дан через описание ее признаков: очкарица, вредница-ехидница. Слово очкарица мотивированно неоднозначно. Это и реализация модели очкар-ик - очкар-ица (типа умник – умница) и в то же время на слух воспринимается нами как глагол *очкариться (Она очкарится, т.е. 'щурится, плохо видит'.) В парном образовании вредница-ехидница мотивирующим является, с одной стороны, слово вредина - слово общего рода, образованное по модели с суффиксом -иц-, переходит в существительные женского рода, и несет в себе также семантику глагола вредничать (поэтому существительное вредница становится динамичнее, чем просто вредина) и с другой стороны (ехидница) название животного ехидна - 1. 'Разновидность ядовитых австралийских змей, семейства аспидовых'; 2. 'Некрупное млекопитающее отряда однопроходных, с телом, покрытым острыми иглами, распространенное главным образом в Австралии Echidna aculeata'; 3. 'Перен. зловредный, ядовитый, язвительный человек'. В говорах также ехида, ехидина в 3 зн.²⁰ Здесь при подстановке суффикса -иц-, характерного для всего номинативного ряда актуализируется и мотивирующая основа ехидина по аналогии с вредина. При объединении этих существительных в одно путем сложения еще больше разветвляется семантика слова. Вычленить в данном случае единую словообразовательную модель и словообразовательное значение не представляется возможным.
        Одним из приемов языковой игры, реализованных в данном тексте, является игра на многозначности слов, когда актуализируются периферийные значения при сохранении "подтекста" основного.
        В строках …перышком старается / инженером хочется… в лексеме пёрышком происходит сближение омонимов: перо птицы и перо, которым пишут, а также присутствует значение 'взяться за перо' – начать писать (перен.) и 'проба пера' – о писательском труде.
        Глагол хотеть использован в своем прямом значении 'иметь желание, намеренье делать что-н.' или 'добиваться осуществления чего-н.' - персонаж хочет стать инженером. Пропуск связочного глагола стать обусловлен стилизацией под разговорную речь (компрессию речи) и расширяет синтаксическую связь глагола хотеть. В сочетании учицу хотимую, где используется форма страдательного причастия настоящего времени, актуализируется сема 'страстно хотеть кого-л., вожделеть' (разг., снижен.). Далее появляется глагол хотеться в его первом значении: аспирантом хочется. А уже в сочетании аспирант хотеющий, где действительное причастие настоящего времени образовано по типу от основы мн.ч. глаголов 1-го спряжения (глагол хотеть - 2-го спряжения), актуализируется сема 'вожделеющий, похотливый'. В кодифицированном языке вместо причастия хотящий употребляется желающий. Глагол желать в отличие от глагола хотеть имеет в современном русском языке ограниченную сферу применения. Он употребляется в тех случаях, когда речь идет о всепоглощающем желании, при категоричном выражении желания, а также в форме деепричастия желая и причастия желающий (деепричастие хотя и причастие хотящий от глагола хотеть неупотребительно).²¹
        Подобным образом происходит актуализация периферийных значений в сочетании с мамой проживающий. Накладываются такие фраземы, как 'живущий с мамой в одной квартире', 'живущий, проживающий где-н.' (офиц.) Здесь проступает подтекст о "квартирном вопросе", который присутствует также в повторяющемся рефрене из общаги вызволит и в строках А в общагу драную / въедет в свою очередь…, где слово очередь совмещает несколько значений (в том числе фразеологизм в свою очередь – 'тоже, также'), одно из которых 'очередь на получение жилплощади'. Ср. далее: Въедет в свою очередь / злюканькая учица, / глюканькая учица и т.д.
        В строке подавать надеющий обыгрываются словосочетания подавать надежды, подающий надежды, имитируется характерная для разговорной речи ошибка-оговорка (так называемый хиазм), при которой происходит перераспределение значений во фразе. При характеристике жениха-аспиранта прилагательное многообещающий – 'предвещающий что-нибудь важное, значительное, интересное' (многообещающий ученик) подвергается омонимическому переразложению в словосочетание много обещающий, где актуализируется причастие от глагола обещать – '1. Дать (давать) обещание в чем-либо. Обещал придти вовремя. 2. несов. внушать надежду' создает дополнительный иронический подтекст. Ср. также пословицу "Обещанного три года ждут".
        Последняя строфа строится на выравнивании деривационной модели (ср.начало стихотворения) с актуализацией суффикса -иц- (-ниц-/-щиц-) учица, спортсменщица, китаица (ср. кодифицирован. ученица, спортсменка, китаянка).
        Лингвистические приемы, используемые в этом тексте, создают дополнительные оттенки смыслов и задаются автором намеренно. Вычленение дополнительных коннотаций зависит от уровня языковой компетенции реципиента (читающего или слушающего). В данном случае используются механизмы формально-семантического варьирования лексем, эксплуатирующие свойство асимметрии словесного знака.²²

        Окказиональное слово может по-новому называть как известные предметы или явления, так и обозначать вымышленную реалию. В поэзии А.Левина очень много окказиональных слов, связанных с созданием персонажей и реалий вымышленного, фантастического мира. Сюда можно отнести авторские слова, образованные способом креации ²³ (например, Услустамк, Остравадр, Мурылик), гибридные слова (Комарамуха, муравоин, мерзайцы). Автором создаются не только новые гибридные наименования, но и переосмысливаются (персонифицируются) узуальные лексемы, имеющие конкретную предметную отнесенность (аккумулятор, лампочка, Минфин, ХБ-ПШ и др.):

Пролетала батарейка,
вяло крыльями махала
и за провод зацепилась,
и запуталась в сети.
    <…>
Шёл простой аккумулятор
на обычную работу,
он с утра зарядку сделал,
ему было хорошо…


("Инсектарий", с. 10)

Однажды Мпс, Рк и Цска
взялись построить баню для Минфина.
Но Госстандарт семь лет тянул резину,
им не давая дров и молотка.
Минфин их ждал-пождал,
да так и не дождался
и от такой тоски
скончался.

Мораль проста: уж коли ты Минфин,
купайся дома, экономь бензин!
("Баня", с. 158)

        Использование аббревиатур в поэтических текстах, подчеркивая их распространенность в языке, служит средством экспрессии - "аббревиатуры представлены сейчас не только в газетах, но и во всех без исключения стилях и жанрах современного русского литературного языка".²⁵ Компрессивная функция аббревиатур в языке пародийно обыгрывается в следующем тексте:

ХБ-ПШ, ПМ ходили
то ПХЗ, то ОЗК
у КПП ГАЗ-ВАЗ катались
ВДНХ и ЦПК

от КПП в ПК гуляли
КВ, Н₅ОНС₂
в ЦДКЖ ДК проснулись
кругом помятая трава


("Романс", с. 181)

        Создание более кратких, чем в языке номинаций, подходящих к стихотворному размеру (4-х стопный ямб), служат с одной стороны актуализации данного способа словообразования в языке, а с другой средством иронии, так как в данном случае эти аббревиатуры не используются в своем прямом назначении (компрессивный способ номинации). "В языке прошлого подобные слова были сугубо серьезными, официальными. В последние годы наметилась тенденция использовать этот тип аббревиации для порождения сниженных номинаций, несущих заряд насмешки…".²⁶
        Отдельный пласт новообразований А.Левина составляют названия живых существ в первой части сборника, названной "Биомеханика". В 36 текстах сборника насчитывается свыше 100 наименований выдуманных автором насекомых и зверей. В рамках данной работы проанализировать все номинации не представляется возможным. Это может послужить материалом отдельной работы.
        Используя новообразования, взятые из нескольких текстов "Биомеханики", мы провели эксперимент по выявлению семантики слов-номинаций во 2-м классе средней общеобразовательной школы. Окказиональные образования представляют собой: а) слова-гибриды (комарабли, паукабель), созданные путем контаминации (слияние, скрещивание слов или частей слов в одно неразложимое целое); б) новообразования с затемненной внутренней формой (Мориц, Остравадр, Услустамк); в) узуальные лексемы с окказиональным семантическим наполнением (гербицид, пестицид). В эксперименте принимали участие дети 8-10 лет. В задачи испытуемых входило дать объяснение номинациям, приведенным в таблице, дать характеристику по типу "добрый / злой", "большой / маленький". Слова предъявлялись изолированно, т.е. вне контекста стихов А.Левина.
        Названия живых существ извлечены нами из следующих текстов: "Хомо-сцапиенс зеленый", с. 4; "Инсектарий", с. 9-13; "Комарамуха", с. 15; "Конструктор № 2", с. 21-23; "Скочет Злица по квартире…", с. 28; "Как Остравадр…", с. 40-44; "Мехий лисиц", с. 56; "Мехая лисиц", с. 57; "Все куда-то подевались…", с. 61; "Ночной стрекочик вытянул свой голос…", с. 70.
        Для иллюстрации функционирования слов-номинаций в контексте ниже мы приводим фрагменты некоторых текстов:

Хомо-сцапиенс зелёный
под кустом сидит зелёным
и какого-либо хому
ожидает на обед.

("Зеленая охота", с. 4)


Расставив ноги широко,
стоит, набычась, локомот,
густая тёплая вода
по лбу его течет.

("Самец", с. 17)


Комарамуха любила,
голову свою теряла,
не любил ее жестокий
ухожор и гербицид.

("Комарамуха", с. 15)


Пошёл ушастый Услустамк
однажды на базар.
За ним зубастый Остравадр
отправился тайком.

("Как Остравадр выпил чужой запперсост", с. 40)


Все куда-то подевались, всякие зверюшки.
Все куда-то превратились. Вымерли, наверно.
Муравоин кропотливый, гусельница-дева,
    <…>
жук-ползук с морским отливом, тучный комарджоба


("Все куда-то подевались…", с. 61)

        В таблице 1 приведены сводные данные (фрагмент), полученные в результате эксперимента. Объяснения, данные разными детьми, сведены в рубрике "Объяснение" для наглядного сопоставления разных толкований и записаны через точку с запятой. В таблице представлены ответы, полученные от 3 информантов. Орфография источников сохранена.

        В данных детьми-информантами объяснениях-толкованиях преобладают дефиниции, выявляющие внутреннюю форму номинации. Дети пытались найти рациональное объяснение тому или иному новообразованию. При этом ими явно осознавались слова-прототипы, послужившие базой для окказиональной трансформы (см. пирожук, например). Слова с "пустым" лексическим значением переосмысливаются либо по принципу ложной этимологии (мориц, гербицид), либо по ассоциативному созвучию с другими словами (локомот). В описании детьми-информантами окказиональных наименований проявляется стремление ребенка "найти в звуковом образе слова буквальное отражение каких-либо свойств предмета".²⁷ Как нам представляется, данный эксперимент иллюстрирует возможность понимания окказиональных образований вне контекста.
        Разнообразие толкований, предложенных детьми, не случайно. Многозначность намеренно заложена в словах такого типа. ^*

        Одним из приемов языковой игры является прием речевой маски. Как отмечается в работе "Языковая игра"²⁸ для играющего свойственно принимать на себя роль другого, выступать в чужой роли. Но если в этой работе отмечаются только две разновидности этого приема: игра с диалектными и просторечными словами и игра с использованием канцеляризмов, то сейчас, очевидно, можно выделить, например, еще пародирование, стилизацию индивидуальной манеры языковой личности и использование различных жаргонов.
        Для иллюстрации стилизованного использования технических жаргонизмов мы ограничимся приведением одного примера:

Только начали вводить,
вырубили стрингер,
вдруг сирена: под крылом
загорелась букса.
я был слева, у шунтов,
Лапин мерил синус.
тут тряхнуло первый раз
и пошла просадка.
    <…>
В дигитайзере вода
девять сантиметров,
файлы сохранить нельзя -
переполнен буфер.
Лапин к стрингеру, врубил,
стал крутить экспандер,
а фиготки больше нет!
и никто не вспомнил!..
    <…>
Ну и тут пошёл обвал,
сыпануло сверху,
оборвался силовой
и замкнул на баки.
Двести восемьдесят вольт!
сорок три паскаля!
Windows, на хрен, полетел,
а потом рвануло...


("Как это было [Рассказ очевидца]")²⁹

        Так как этот текст не входит в сборник "Биомеханика", мы его не анализируем в данной работе и ограничимся следующими замечаниями: окказиональная лексика, используемая в тексте, представляет собой одновременно стилизацию нескольких профессиональных арго, указание на которые заявлено уже в подзаголовке к тексту: Посвящается нашим доблестным лётчикам, морякам, железнодорожникам, шахтёрам, водителям, наладчикам, программистам и атомным энергетикам.
        Использование различного рода жаргонов в художественных текстах является одной из декларативных тенденций современной литературы и поэзии. Поэт "отдает предпочтение русскому литературному языку, хотя и не намерен исключать из обращения другие разновидности русского языка: разговорные диалекты, технические жаргоны, молодежный сленг, бюрократический арго и т.д. Равно не зарекается он использовать и иностранные языки и вообще готов воспользоваться любым языком, буде с его помощью окажется возможным достигнуть поставленной цели наиболее эффективным способом".³⁰
        Следующее стихотворение А.Левина можно интерпретировать на разных уровнях: как пародию на блатную песню с имитацией блатного жаргона, своего рода стилистическую игру, в свете фразы Л.В.Щербы "Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка" и как поэзию нонсенса.

Задохали Мурылика банданы.
Он чахался, курычился, но слип
и, жмыканный, запарханный и бляный,
он в дрюку поколатую захлип.

Всю бысть ему ферзило, как из пешки,
он был у всех понтыров законтак,
и блябуды ему табали клешки,
и жучники валанили кутак.

Но как-то поздней влипотью под ваучер
он в лыбу маковатую ввалил,
где бормочи фуфачили "кубачью",
где Пырька-хуль кунтыльники мочил.

И там звездела дырая гулюха,
и было ей всего втыкнадцать раз,
и за её, за косые чесухи
Мурылик залудился и повяз.

Но Пырька-хуль был лыбарь говноватый,
и долго разыванивать не стул.
он выпонтил кунтыльник из-под ваты
и дурому Мурылику влягнул.

А после бормочи его звездохли.
Он чахался, курычился, но слип.
Так за гулюху дырую задохлил
и в дрюку поколатую захлип!

("Как задохали Мурылика" с. 200)

        Все стихотворение строится на окказионализмах без реального лексического содержания; слова не мотивированы, на первый взгляд, предметно. Из 120 слов (словоформ) всего стихотворения 46 являются служебными частями речи (предлогами, союзами, местоимениями в различных падежах (считались за 1 каждое словоупотребление) и 10 реально существующих слов, но в данном контексте являющиеся окказиональными) и 64 окказиональных слова.
        Представим слова по частям речи:
        Реально существующие слова: существительные, прилагательные, наречия, глаголы (в данном случае не учитывается стилистическая маркированность слов): *пешка, был, ваучер, ввалил, мочил, раз, было, долго, стул, *вата.
        Местоимения: он – 1, ему – 8, там – 1, (*она) ей – 1, ее - 1, так – 1, всю – 1, всех – 1, как – 1, как-то – 1, всего – 1.
        Союзы: и – 10, но – 4, а – 1,.
        Предлоги: в – 3, за – 3, из – 1, из-под – 1, не – 1, после – 1, у – 1.
        На материале данного стихотворного текста был проведен социолингвистический эксперимент (опрос) с целью выявить семантику: а) отдельных словоформ; б) всего текста в целом. Информанты – носители русского языка в количестве 12 человек (2 отказались как-либо интерпретировать данный текст). Возраст информантов от 20 до 53 лет, образование высшее техническое - 5, высшее гуманитарное - 2, незаконченное высшее гуманитарное – 1, высшее музыкальное – 1, среднее техническое – 2. Информантам были выданы опросные листы, на которых стихотворение "Как задохали Мурылика" было представлено в виде таблицы с текстом и пустыми графами для заполнения значения каждого слова. Время не ограничивалось. Конечно, каждый читатель интерпретировал стихотворение по-своему, но при этом прослеживаются общие закономерности.
        Следует отметить, что:
        1) ни один из информантов не интерпретировал стихотворение с грамматической точки зрения, не определял грамматические характеристики слов по их принадлежности к частям речи и т.пр., как это, например, проделывали с "глокой куздрой";
        2) никто не вышел за рамки блатной, воровской тематики. Некоторые информанты (2) вообще отказались интерпретировать данный текст в связи с его грубостью.
        Данные опроса сведены в общую таблицу 2:

        Пародия А.Левина на блатную песню воспринимается при первом прочтении как веселая игра, стилизация, набор непонятных или блатных слов, упорядоченный ритмически с использованием словообразовательных моделей, которые позволяют вычленить некий смысл.
        Е.А. Земская, например, выделяет как один из способов окказионального словообразования слова, напоминающие "глокую куздру"³¹. (Построение слов с вымышленными корнями – один из способов неузуального словообразования). Корни этих слов, по мнению Е.А. Земской, ничего не значат. На первый взгляд в данном стихотворении этот способ используется как своего рода прием построения всего текста. Но в данном тексте в отличие от фразы про глокую куздру ни один корень, не является несуществующим. Все слова мотивированы, причем мотивированы множественно: не только семантически, но также аналогией с другими словами, ассоциациями, контекстом, фразой в целом.
        Следует остановиться подробнее на знаменитой фразе Л.Н. Щербы. Традиционно ее рассматривают как пример, иллюстрирующий независимость грамматического и лексического значения в русском языке.
        Но если Н.Г. Комлев ³² причисляет "глокую куздру" к окказиональным словам, не имеющим лексического значения, то А.Г. Лыков под ее нулевым лексическим значением видит "относительную независимость лексического значения от его грамматического оформления в знаменательном слове" ³³ и говорит о беспредельной широте и неопределенности предметной отнесенности слов в щербовской фразе. Совсем по-иному интерпретирует эту фразу Б.М.Гаспаров: "Когда я представляю себе выражение "глокая куздра…будланула", в моем сознании возникает не чисто грамматическая, абстрактная идея об одушевленном субъекте женского рода, совершившем некое однократное действие, но более конкретизированный и осязаемый, жанрово и тематически окрашенный образ. Форма 'будланула' вызывает непосредственную ассоциацию с такими известными мне словоформами (и потенциальными выражениями, в состав которых эти словоформы входят в моем опыте), как 'толканула', 'шуганула', 'долбанула', 'звезданула', 'гвозданула'. Это поле ассоциаций проецирует совокупный образ резкого и стремительного физического действия, агрессивного либо грубовато-фамильярного по своему характеру. Стилистически этот образ проецируется в сферу грубовато-простонародного дискурса, скорее всего в его стилизованной препарации – интеллигентски-разговорной либо литературной".³⁴
        Основная мысль Б.М.Гаспарова заключается в том, что в сознании индивида находится не абстрактная модель языка, синтагматически и парадигматически выстроенная, а целая сеть аналогий и ассоциаций, порождаемых в каждом конкретном случае каждой конкретной словоформой.
        На наш взгляд, это положение можно проиллюстрировать анализируемым стихотворением. "Чем шире круг ассоциативных связей слова в сознании конкретного носителя языка, тем более развитой является организация лексикона языковой личности, тем более мобильной оказывается потенциальная база речевых модификаций и преобразований формально-содержательных аспектов слова в речевой деятельности индивидуума".³⁵ Здесь фоносемантический потенциал слов используется как принцип построения текста.
        Например, в строке Задохали Мурылика банданы глагол задохали явно имеет корень -дох-, который проявляется в таких глаголах, как дышать, дохнуть, сдохнуть, задохнуться и т.д. Можно характеризовать данный глагол по словообразовательной модели префиксального типа: глаголы со значением 'довести кого-что-л. до нежелательного состояния (негодности, утомления, исчерпанности) посредством действия, названного мотивирующим глаголом'.³⁶ И безусловно, эта модель и это словообразовательное значение присутствуют в сознании говорящего и понимающего, т.к. есть и другие слова типа затравить, задавить, замучить и др., которые не выходят за пределы разговорного стиля.
        Имя собственное Мурылик напоминает в свою очередь либо слова из блатного жаргона, типа мазурик, мурло, рыло, либо, например, кличку кота Мурзик. (Что позволяет интерпретировать стихотворение совершенно по иному, ср. также песню "Мурка").
        Банданы с выделением корня -банд- и таких аналогий как бандиты, братаны позволяет вывести семантику названия преступной группировки по мотивирующему слову банда, например. Далее в тексте встречаются следующие наименования *понтыры, блябуды, жучники, бормочи. Они напоминают названия различных воровских профессий ширмачи, граверы, тихушники, марвихеры и др.³⁷ Д.С.Лихачев пишет о том, что "основное свойство воровской речи, облегчающее языкотворчество, создающее крайне благоприятные условия для импровизации слов, - это семантическая слабость и неустойчивость отдельных слов при относительной устойчивости "метафорической" интерпретации окружающего мира".³⁸ На этом, как нам кажется, и играет автор.
        Интерес к воровскому, блатному, лагерному жаргону проявляется не только сейчас. Этот интерес всегда существовал, но только в последнее время стало возможным издание словарей, научных статей на эту тему. С одной стороны это влияние демократических процессов, а с другой достаточно большое количество бытующих в языке жаргонизмов. И стихотворение "Как задохали Мурылика" является не просто пародированием "блатной музыки", а скорее реакцией на те процессы, которые имеют место в современной действительности и языке. С другой стороны создается иллюзия причастности автора к "блатному миру". Но это именно иллюзия. Автор опять играет, играет "в жаргон".³⁹ Он дурачит наивного читателя, так как пародируется одна из функций жаргона – секретность, недоступность понимания для других ("чужих") ( Ср. и жучники валанили кутак).
        Реально в стихотворении нет ни одного жаргонного слова. Но скрытые, скорее всего, даже не везде осознаваемые автором жаргонизмы присутствуют. Таблица 3 иллюстрирует возможную мотивацию некоторых слов.

	Толковый словарь 40	Словарь тюремно-лагено-блатного жаргона 41	Словарь жаргонных слов 42
И жмыканный, запарханный и бляный	Пархатый, пархач – 'еврей'.	Пархатый, пархач - 'еврей'.	Пархатый – 'еврей'.
Он в дрюку покалатую захлип	Дрюкать - 1. 'Давать взятку'. 2. 'Давать, бросать'.	Дрюкать – 1. 'Подарить'. 2. 'Дать взятку'.	Дрюкать – 'передавать'. Дрычка – 'молодая сожительни-ца'.
Он был у всех понтыров законтак Он выпонтил кунтыльник из-под ваты	Понт - 1. 'Вымысел, уловка'. 2. 'Прибыль'. 3. 'Преимущество'. Понтовать - 1. 'Избивать'. 2. 'Обманывать'. 3. 'Создавать толчею'.	Понтануть – 'обманывать, схитрить, сделать напускной вид, создать видимость'.	Понт – 'создание для сообщников условий при совершении карманных краж путем шума, ссоры и т.д.; выгода; прибыль; хитрость; наглое вранье с пафосом'. Понтовать – 'притворяться'.
Там Пырька-хуль кунтыльники мочил	Мочить - 1.'Избивать'.2. 'Убивать'.	Мочить - 1.'Убивать'. 2. 'Бить, избивать'. 3.'Учить, поучать' а также: мочить канканы – 'совершать что-л. необычное, чудить'.	Мочить – 'убивать, учить'.
И жучники валанили кутак	Куток – от закуток. Куцак - (от куцый) 'обрезанный – обрез'.	Кутак - 1.' Заключенный азиат, осужденный за бытовое преступление'. 2. 'Азиат'.	Куток – 'притон, укромное место; одиночная камера'.
Мурылик залудился и повяз		Залудить – 'выпить спиртное'.	Залудить – 'выпить спиртное'.

        Интересным проявлением языковой рефлексии являются тексты, демонстрирующие переосмысление заимствованной лексики, что представляет собой частную реализацию использования окказионализмов при подражании различным стилям речи. Межкультурные, межъязыковые связи, ставшие наиболее интенсивными в последнее время, повлияли на рост заимствований в русском языке (в основном пополнение словаря осуществляется за счет англицизмов). "Обыгрывание и сознательное искажение иноязычной, главным образом английской, лексики составляет часть общей игры со словом и в слово".⁴⁶ Необходимо отметить, что если, например, в XVIII веке иноязычная лексика и ее чрезмерное использование подвергались осмеянию через включение в речь заимствований, что подчеркивало стилевой диссонанс, или пародировалась манера чрезмерного употребления иноязычных слов: макароническая манера речи, то в современном языке большое число заимствованных слов связано с заимствованием самих реалий и переосмысление иноязычной лексики происходит подчас на уровне осмысления частей слов или аффиксов, ложной этимологизации и т.п.
        Как известно, заимствованные слова, адаптированные в языке, и их русские синонимы обычно расходятся в значениях (ср. имидж и образ). На игре со значением слова метро строится следующий текст:

Но нас не оставляет мелодия удачи,
но нас не покидает наш последний юмор,
и глядя поверх запотевших очков,
мы уходим в дымящееся жерло подземки…

Но нас не оставляет мелодия удачи,
но нас не покидает наш последний юмор,
и глядя поверх запотевших очков,
мы спускаемся в жерло унтергрунта…


("По насту автобусного стекла…", с. 140)

        Подземка и унтергрунт - слова синонимы, означающие узуальное, нейтральное слово метро, в русском и заимствованном вариантах. Унтергрунт от нем. Untergrund – 'метрополитен', а также обозначение места, где обитают деклассированные элементы. В немецком языке это слово было также синонимично английскому underground, но сейчас они разошлись в значениях. В данном тексте также присутствует соотнесенность этой лексемы со словом андеграунд в значении 'авангардное искусство, противопоставляющее себя официальной культуре'.
        Если предыдущий текст строился на многозначности (в данном случае) заимствованного слова, то следующий пример иллюстрирует переосмысление заимствованных лексических единиц, которым соответствуют обозначение конкретных заимствованных реалий, через окказиональное обыгрывание их внутренней формы. При этом автором создается новая вымышленная реалия:

В огромном супермаркере Борису Нелокаичу
Показывали вайзоры, кондомеры, гарпункели,
Потрясные блин-глюкены, отличные фуфлоеры,
а также джинсы с тоником, хай-фай и почечуй.

Показывали блееры, вылазеры и плюеры,
сосисэджи, сарделинги, потаты и моркоуфели,
пластмассерные блюдинги, рисованные гномиксы,
хухоумы, мумаузы, пятьсот сортов яиц.

Борису Нелокаичу показывали мойкеры,
Ухватистые шайкеры, захватистые дюдеры,
компотеры, плей-бодеры, люлякеры-кебаберы,
горячие собакеры, холодный банкен-бир.

Показывали разные девайсы и бутлегеры,
кинсайзы, голопоптеры, невспейпоры и прочее.
И Борис Нелокаеvitch поклялся, что на родине
такой же цукермаркерет народу возведёт!


("В зеркале прессы", с. 184)

        Заглавие стихотворения отсылает нас к средствам массовой информации, которые сейчас являются наиболее активным проводником новой иноязычной лексики.⁴⁷
        Прием речевой маски позволяет переосмыслить с точки зрения среднего носителя языка, или даже носителя просторечия, языковые заимствования. Как пишет А.Ф.Журавлев: "При переходе из одного языка в другой заимствованное слово подвергается обязательной фонетической адаптации и включению в систему грамматических категорий и классов заимствующего языка. <…> Фактически иноязычная по происхождению лексика в просторечии - это заимствования из литературного языка".⁴⁸
        Однако можно также сказать, что темпы заимствования слов в современных условиях не дают возможности слову стать фактом сначала литературного языка (т.е. быть кодифицированными), а затем перейти в искаженном виде в просторечие. Эти формы сосуществуют и в зависимости от общей языковой компетенции говорящего имеют правильное или искаженное звучание, написание и т.п.
        Здесь следует отметить не отмеченную, кажется, никем из исследователей, тенденцию к прочтению английских слов (например, в нерусифицированном компьютере) на немецкий манер, т.е. как пишется, так и читается. Получаются очень интересные и смешные слова-гибриды типа офис манагер (вм. [oфис менеджер] office manager), эскапе (вм. [эскейп] escape) дигитайзер (вм. [диджитайзер] digitizer) и др. Конечно, в основном эти слова-мутанты характерны для отдельных носителей языка с достаточно низким уровнем языковой компетенции, но они есть.
        В исследуемом нами тексте такое прочтение также встречается, например, комбинация транскрипции и транслитерации в слове невспейпоры, от английского newspaper [ньюзпейпэ] – 'газета'. Практически все слова имеют достаточно прозрачную мотивацию (либо фонетическую, либо лексическую - перевод типа горячие собакеры) от иноязычного слова, но при этом они намеренно исковерканы, что не позволяет не учитывать иноязычный оригинал, без которого не интересен данный текст.
        Словообразовательная структура практически всех слов строится по принципу совмещения либо иноязычных корней и аффиксов, либо русских корней и иноязычных аффиксов, либо иноязычных корней и русских аффиксов.
        Слова могут быть мотивированы следующим образом:

        Вайзоры – от ТV 'телевизор', visor (лат.)
        Гарпункели – от гарпун - [гол. harpoen] – 'метательное орудие (копье с зазубренным наконечником) для охоты на крупных морских рыб'.
        Блин-глюкены – очевидно вторая часть от нем. Gluek 'счастье'.
        Фуфлоеры - просторечное фуфло 'барахло, дрянь' + -er-
        Джинсы с тоником - Джинсы [англ. Jeans] + джин с тоником [англ. Gin] – 'можжевеловая водка, распространенная в Зап.Европе и США'.
        Хай-фай - от англ. Hi-Fi 'высокая частота'.
        Блееры - от плейер [англ. Player] 'магнитофон для воспроизведения магнитофонной записи' + блеять.
        Вылазеры - вы-лазер 'то, что вылезает' (лазерный диск, например) + лазер [англ. Laser сокр. Light amplification by stimulated emission of radiation] - 'усиление света при помощи вынужденного излучения'.
        Плюеры - плевать (плюет) + -er-
        Сосисэджи [от фр. Saucisse] + -к-а сосиска + англ. Sausage; сосис-age
        Сарделинги - от сарделька [ит. sardella=sardina] ср. нем. Sardelle ('анчоус, хамса') + суф. -ing-
        Потаты - от англ. Potatoes 'картофель', ср. томаты от исп. Tomate 'то же, что помидор'.
        Моркоуфели - от морковь + трюфели, например, + фонетическое обыгрывание произношение слова морковь на иностранный манер "моркоу" с чередованием в // у.
        Пластмассерные - от пластмассовый, замена суф. -ов- на -er-.
        Блюдинги - от блюдца + блюминг [англ. blooming] – 'прокатный обжимной стан' + блюдо + -ing-.
        Рисованные гномиксы - гном + комикс [англ. Comics мн.ч. от сomic – 'комический, смешной'] - 'серия рисунков с краткими сопроводительными текстами, образующими связное повествование, обычно развлекательного характера'.
        Хухоумы – может быть, от англ. houme 'дом'.
        Мумаузы - от англ. mouse (мн. mice) 'мышь'.
        Мойкеры - мойка + шейкер от англ. shake 'трясти', shaker – 'сосуд, котором взбивают коктейль'.
        Шайкеры - шайка 'бандиты' + шайка '(прост.) таз в бане' + shaker.
        Дюдеры - разг. от детектив [англ. Detective [лат. Detecto 'раскрытие'] – 'произведение детективной литературы' + модель с суф. -er-.
        Плей-бодеры - от англ. "Play Boy" название журнала + to play 'играть' + body 'тело' (bodyplayer – 'играющий телом').
        Компотеры - от компот + computer 'компьютер'.
        Люлякеры-кебаберы - люля-кебаб + -er-.
        Горячие собакеры - от англ. hot dog хотдог 'булка с горячей сосиской внутри, политая кетчупом', неправильный перевод безэквивалентной лексики горячие собаки + -er-.
        Банкен-бир – банка 'стеклянный или металлический сосуд' (в рус.яз. с ХVII в. предположительно от баня⁴⁹ + окончание прилагательных мн.ч. –en (нем.) + нем. Bier 'пиво', таким образом 'баночное пиво'.
        Девайсы - от англ. device 'устройство'.
        Бутлегеры – от англ. bootlegger – 'в некоторых странах - лицо, занимающееся запрещенным ввозом, продажей, транспортировкой спиртных напитков'.
        Кинсайзы - от англ. king size 'королевский размер, стандарт сигарет'.
        Голопоптеры - от словосочетания голая попа + -ter- + геликоптер – устар. 'вертолет, геликоптер' от англ. helicoper.
        Невспейпоры – от англ. Newspaper 'газета'.
        Супермаркерет (цукермаркерет) - от супермаркет - [англ. supermarket] - 'большой (обычно продовольственный) магазин самообслуживания; универсам' + нем. Zucker 'сахар'.

        Характерной особенностью данного текста является множественное использование заимствованного суффикса -ер-/-ор-, который в русском языке является регулярной в сфере специальной терминологии продуктивной словообразовательной единицей, образующей имена существительные мужского рода со значением: '1. Орудие, характеризующееся отношением к предмету или явления, названному мотивирующим именем существительным, напр., компрессор; 2. Орудие, производящее действие, названное мотивирующим глаголом, как: детектор, конвертор'.⁵⁰
        В языке-источнике (английском) суффикс характеризуется как имеющий значение не орудия, а производителя действия, например, бутлегер 'лицо, занимающееся запрещенным ввозом, продажей, транспортировкой спиртных напитков'. В данном тексте этот суффикс не несет определенного значения, а скорее всего используется как прием, актуализирующий иноязычное происхождение слов. В этот же ряд попадают, например, собакеры и голопоптеры. В то же время суффикс присоединяется к заимствованным словам, которые в языке-источнике этого суффикса не имеют, например, в слове кондомеры.
        На примере данного стихотворения можно отметить использование сразу нескольких приемов окказионального словообразования. Следует, однако, сказать, что все они присутствуют не в чистом виде, а взаимодействуют между собой:
        1. Контаминация (которая присутствует практически в каждой номинации): компотеры.
        2. Активность суффикса -ер-/-ор-
        3. Перераспределение аффиксов в языке-реципиенте и языке-источнике: сарделинги ⁵¹, собакеры.
        4. Русские слова трансформируются на иноязычный манер: моркоуфели, гномиксы, голопоптеры.
        5. Заимствованные слова: джинсы.
        6. Ложная этимология (при звуковом уподоблении): блееры, голопоптеры.
        Еще раз отметим наличие одновременно нескольких приемов, которые создают эффект диффузности семантики как самих номинаций, так и словообразовательных средств. Такие слова получили наименование гибридных в лингвистической литературе. Гибридные слова, или контаминация, - "средство языковой игры. Вступая в нее, говорящий учитывает звуковую форму объединяемых им компонентов, их ассоциативный ареал и аллюзивность, коннотативные возможности слов-источников".⁵²
        В этой главе были рассмотрены некоторые общие и частные приемы игры поэта со словом. Установка на языковую игру создает возможности использования потенциала окказионального слова как лексической единицы, ориентированной как на языковую систему (норму), так и на непосредственно ее реализацию в текстах (отклонение от нормы).
        Окказиональность прежде всего является проявлением в речевом поведении творческих способностей говорящего (автора) и играет важную роль в создании новых, созданных в языке, реалий, образующих собой целый вымышленный мир.
        Достаточно распространенным видом языковой игры является использование контекстуальной многозначности, когда актуализируется как прямое, так и переносное значение слов. При создании полисемантического текста роль играют и окказиональные и узуальные лексические единицы, а также их объединение в тексте, когда новообразования соотносятся с многозначными по своей природе (узуальными) словами, создавая при этом дополнительные значения.
        Отдельным частным проявление языковой игры, рассмотренным в этой главе, является пародирование или имитация индивидуальной речевой манеры отдельной личности или особенностей произношения отдельных социальных или этнических ⁵³ групп людей (имитация иностранного акцента, детской речи, жаргона, т.п.). Частным проявлением использования окказиональности как механизма в языковой игре является переосмысление и обыгрывание иноязычной лексики, которая составляет достаточно большой пласт общего лексического состава любого языка.