ЭНТРОПОПАКАЛИПCИС
Откровение Алексия Красносельского
1.
Здравствуйте.
Где ни синий и ни жёлтый, ни зелёный, ни маджента,
между красным и цианом – в центре круга цветового
есть просвет, не видный глазу, незаметный в микроскопе,
неподвластный леонардам и неведомый невтонам.
Там живет владыка света, повелитель и индеец,
грозный воин и татарин Топотухла-Топогасла –
сын Мардука и Зулейки, внук Эхуда бен Махмуда,
дерзкий правнук Поталлона и потомок Чингизнаха.
Он в своём уединенье, в центре круга цветового
думу думает большую, дело грозное замыслил.
Он в своём уединенье, в центре круга цветового
ждёт момента, чтобы топнуть, чтобы хлопнуть ждёт момента!
Если топнет он ногою, все огни навек погаснут,
даже в храме Поталлона и у стен Попочтетлана.
Если хлопнет он рукою, стухнет свет по всей вселенной,
потемнеет, почернеет и покроется коростой.
Будут звёзды вместо света излучать лишь запах тленья.
Будут лампы вместо света пеной склизкой изливаться.
Огнь повсюду прекратится – станет плесенью ползучей.
Свет повсюду перестанет – станет водрослью тягучей.
И тогда из круга выйдет Топотухла-Топогасла
и взойдёт на трон небесный и воссядет в нём навеки.
И его услышит всякий ныне сущий и пропащий,
обонят его повсюду люди, звери и драконы.
Даже боги и герои, громовержцы и пророки
перед ним, печальны, встанут, тихо плача от бессилья,
замирая, как статуи, как простые изваянья,
в темноту напрасно глядя беззрачковыми очами,
ожидая терпеливо, чтобы им включили солнце,
звёзды, факелы и лампы поскорее им включили.
Но никто не включит солнце, звёзды, факелы и лампы.
Никогда не замерцают, не зажгутся, не заблещут
ни маяк александрийский, ни светляк жукоподобный,
ни вулкан огнеопасный, ни моллюск флуоресцентный,
ни зарница в высях дальних, ни священный огнь во храме.
Лишь акыны да орфеи, не бояся Топотухлы,
о красотах мирозданья песни петь не перестанут.
Лишь гомеры да эзопы, не страшася Топогаслы,
станут сказывать, как прежде, сказки, басни и поэмы.
Лишь артисты-скандалисты будут так же неустанно
колотить в свои цимбалы, теребить свои кифары,
распевать свои куплеты, завывать свои романсы,
тьму, упавшую навечно, взором внутренним пронзая.
И сверчки всё так же будут песни долгие волынить,
да и птицы так же будут ухать, цвиркать и курлыкать,
да и волны не умолкнут в чёрном море бесконечном,
да и листья в чёрном лесе шелестеть не перестанут.
Всяка малость и великость, всяка среднего размера
возносить не перестанет Всесоздателю хваленья,
славословья, песнопенья, гимны и благодаренья,
фимиамы и моленья и ещё нибудь чего-то…
2.
Между до и си-диезом, между ми и фа-бемолем,
в хроматическом порядке, в звукоряде непрерывном
есть разрыв, не слышный уху, не подвластный измененью,
не дающийся орфеям и неведомый невтонам.
Там живёт воитель звука, повелитель долгих пауз,
ухоногий, мохноухий Паутихла-Поумолкла –
сын Арахны и Бабая, внук Эрато и Перуна,
правнук Дзына Тиховишну и жены его Авдотьи.
Он сплетает паутихлу, он отлавливает звуки,
стуки, шорохи и скрипы, песни, сказки и поэмы.
Он высасывает звуки, стуки, шорохи и скрипы,
песни, сказки и поэмы до последней мелкой капли.
И от шороха и стука остается только шкура,
шкура ломкая, сухая, прах беззвучный и бессильный.
А от песни и поэмы остается только буква,
только высохшая буква, шелушащаяся нота.
И проходит Паутихла по сетям своим безмолвным,
заполняя партитуры бесконечным рядом пауз.
И проходит Поумолкла по сетям своим бескрайним,
заливая звуки жизни неметрическим молчаньем.
Даже боги и герои, громовержцы и пророки
плачут чёрными слезами, слова вымолвить не в силах –
ни проклятие исторгнуть, ни пророчество извергнуть,
ни воинственное слово произнесть перед народом.
И Орфей победоносный, безуспешно и напрасно
лиру мучит и терзает, рот волшебный разевая,
будто скованный зевотой бесконечно-монотонной
иль страдая безответно по умолкшей фонограмме.
И жрецы в высоких храмах безуспешно разевают,
и монахи в узких кельях, и на башнях муэдзины –
ни псалом пропеть не могут, ни хвалы вознесть кому-то,
ни моление о чём-то к Всесоздателю чего-то.
3.
Тихо в мире топотухлом, тёмно в мире поутихлом,
страшно сирым и убогим, заболевшим и отставшим.
Только запахов немного, самых яростных и тухлых,
самых сладостных и свежих, самых резких и безумных
наползает отовсюду и ложится слой за слоем
на молчащие планеты и летящие кометы.
Только потные подмышки да мохнатые вонючки
не смущаются молчаньем, темнотою и уныньем,
веселятся и ликуют, да воняют непрерывно,
не таясь от Паутихлы, Поумолклы не пугаясь.
Только мудрые диоры да мудрёные шанели,
знай себе, соединяют амбру, мускус и пачули,
не страшася Поумолклы, Паутихлы не бояся,
знай, мешают дружку с дружкой камедь, мяту и гвоздику,
бергамот, жасмин, корицу и иные аттрактанты.
Только розы и мимозы, только запахи болота,
кипариса, клопомора, кофе, гнили и бензина
над планетами витают, веселя сердца убогих,
онемевших и ослепших, заболевших и отставших.
Но недолго им осталось, этим запахам различным,
веселить сердца убогих, онемевших и ослепших.
Но недолго им осталось, этим диким ароматам
невесомой пеленою над планетами струиться.
Потому что ниоткуда, из стерильного пространства,
из пустыни междузвёздной, безвоздушной и беззвучной,
вылетает новый воин, победитель и литовец
Затыкайна-Нюхалялис, сын Парвати и Сломати,
правнук вольного Эфира и потомок Аримана.
Он летит, подобен туче, заползая в ноздри к людям,
лисам, львам, единорогам, рыбам, ракам и драконам.
Он летит, подобен рою атакующих инсектов,
уязвляя эпителий, обонятельный и влажный,
и рецептор поражая, обонятельный и нежный,
оглушая нерв тройничный, обонятельный и нервный,
и совсем парализуя славный орган Якобсона,
весь такой вомерназальный, терминальный и печальный.
Слой за слоем на планеты упадает Затыкайна,
боевым дезодорантом, моровой аэрозолью.
Затыкает всё, что можно, тучный телом Нюхалялис,
будто воском заливает, будто ватой забивает,
заглушает совершенно и вполне нейтрализует.
И никто ему не в силах оказать сопротивленье –
ни вонючая зверушка, в тёмной норке схороняся,
ни пахучая подмышка, от работы разогревшись,
ни чеснок, гроза нечистых, разлетаясь каплевидно,
ни розарий, чудо света из садов Восьмирамиды,
ни конюшни, что Ераклий три столетия не чистил.
Даже боги и герои, громовержцы и пророки,
мало что от века слепы, глухи, немы и унылы,
так ещё и фимиамов, воскуряемых во храмах,
ощутить никак не могут, и дымов от всесожжений
в алтарях, священных рощах и лесах непроходимых
ни учуять, ни увидеть, ни услышать не умеют.
И теперь во тьме великой, в тишине неодолимой
и стерильности всеобщей люди, звери и драконы,
лисы, львы, единороги только ползают тихонько,
жрут и щупают друг друга, жрут и щупают друг друга.
4.
Но однажды Всесоздатель, всех миров Соорудитель,
Вседержатель их на полках и Верховный Посмотретель
вдруг припомнит ту коробку, ту забытую шкатулку,
что стоит без попеченья и пылится сто столетий,
тыщу сто тысячелетий и мильон мильонолетий.
Он найдёт в журнале номер, Он в шкафах её отыщет,
Он возьмёт её рукою и заглянет ей под крышку.
Он увидит верным глазом, что земля опять безвидна,
хоть и не пуста нисколько, но всё так же безнадёжна.
Он услышит ухом чутким, он учует носом грозным,
что оттудова сочатся белый шум и серый запах,
энтропия возрастает – больше толку никакого.
– Эх, опять не получилось! – молвит мудрый Адануих, –
Вечно портятся чего-то!.. – молвит вечный Адануих, –
А, да ну их, в самом деле! Надоели, право слово! –
молвит гневный Адануих, бросит под ноги шкатулку
и ногой Своею топнет и растопчет совершенно,
кочки мокрой не оставив, даже праха, даже пыли,
даже духа не оставив от испорченной Вселенной,
заржавелой и прокисшей, пооблезшей и протухшей,
пообтершейся, дырявой, никуда уже не годной.
Так и кончится Вселенна – без величественной битвы
тёмной Тьмы со светлым Светом, без трубы Исрафаила,
убивающей сначала, оживляющей позднее,
без сраженья Волка, Змея, Локи, Одина и Тора,
должного пожечь всю землю, возродив её позднее.
Так и кончится Вселенна – без обещанного взрыва,
без обещанного всхлипа, без обещанных трагедий,
без ликующих просодий и торжественных воззваний:
бац тапком! – и нету.
5.
Так доподлинно и будет! Так поведано мне было,
как вам ныне возвещаю, слово в слово без утайки.
Десять лун всего осталось до прихода Топотухлы,
двадцать лун всего осталось до прихода Паутихлы,
тридцать лун всего осталось до прихода Затыкайны,
сорок тысяч лун осталось до последнего удара!
Верно, верно говорю вам: нет спасенья мирозданью!
Нету способа избегнуть предначертанного свыше!
Кто имеет, да услышит! Кто имеет, да увидит,
да унюхает, покамест есть, чем видеть, слышать, нюхать!
Есть один лишь путь спасенья – уменьшенье энтропии!
Победивши энтропию, мы спасемся совершенно,
одолевши энтропию, одолеем Топотухлу,
Паутихлу, Затыкайну и избегнем растоптанья!
Рано утром на рассвете уменьшайте энтропию!
Каждый день и каждый вечер, и особенно ночами!
Как увидишь энтропию, уменьшай её немедля,
будь ты юноша безусый или старец седовласый,
будь ты воин непреклонный иль торговец тороватый,
досточтимая матрона или сельская матрёна,
уменьшайте энтропию, только этим мир спасётся!
Есть особое устройство – уменьшатель энтропии.
Помещаешь под подушку, перед сном его включаешь
и всю ночь он за тобою энтропию подбирает,
собирает в эту ёмкость и потом нейтрализует.
Вот он, этот модный гаджет, чудо нанотехнологий!
Здесь, как видишь, батарейка. Тут, как видишь, выключатель.
Тут табло, на нём он пишет, сколько было энтропии,
сколько за ночь уничтожил, ниже – сколько остается
до прихода Топотухлы. Есть модель переносная –
для дневного уменьшенья: надевается на руку
или носится на шее. Есть элитные модели –
в белом золоте и жёлтом, есть бюджетные модели –
в целлофановой обёртке, есть модели для детишек
в виде зайчиков и мишек. Вот сертификат Минздрава,
вот квитанция Минфина. Мы берём в любой валюте –
в евро, шекелях и баксах. Покупая два прибора,
получи в подарок сумку, банку, крышку и пилотку!
Уменьшайте энтропию! Энтропию уменьшайте!
…Ну, спасибо, до свиданья. Вот буклет на всякий случай.
Как надумаешь, звоните. А не знаешь, у соседей
кто-то дома?.. Да, конечно... Несомненно… Да, наверно…
Но когда уже настанет Топотухла, поздно будет!..
Понял, понял… До свиданья… До свиданья. До свиданья.
1.
Здравствуйте!
Где ни синий и ни жёлтый…
|
