Александр ЛЕВИН
8-9 мая 2004

* * *

        Алику Мирзаяну

Говорит поросёнок Нах-Нах
поросёнку Нюх-Нюху:
– В наших бедных унылых краях
нет покою болящему духу.
И не то, чтобы страшный мороз
или, скажем, разруха,
но едва пересилишь понос,
как на смену идёт золотуха.

И в подобном двучленном ряду
не видать перерыва:
то без устали чешешь в заду,
то сидишь у сортира.
Как же с этой безмерной лапшой,
бесконечной темницей
поросёнку с печальной душой
совладать и сродниться?!

Говорит поросёнок Нюх-Нюх
поросёнку Нах-Наху:
– Наши слабые зренье и слух
переполнены страхом,
переполнены рёвом и тьмой,
скотобойней, стыдом и позором.
Только запах помойки родной
нам послужит опорой.

Не печалься, мой добрый Нах-Нах,
не грусти понапрасну.
Мы в отеческих наших стенах
веселы, безопасны!
Лишь в соитии тёплых сердец
у родного корытца
неизбежный пиздец-холодец
перестанет нам сниться.

Говорит поросёнок Нах-Нах –
всё тревожнее голос и тише:
– Упокоиться в сих холодцах
нам с тобой предначертано свыше.
А уж волк тебе горло порвёт
или взденут на крюк в скотобойне –
что за дело? Про этот исход
нам не тягостно знать и не больно.

Но болит, тяготит этот пень,
этот остов старинного дуба,
что давал нам и пищу, и тень
до времен торжества лесоруба.
Что же делать в нам этих краях,
где лишь пни да пустая посуда?
И Нах-Нах посылает их нах
и мотает отсюда.

Говорит поросёнок Нюх-Нюх,
горько-горько заплакав:
– Если брат мой уходит на юг,
на восток или запад,
значит я остаюся один
навсегда среди северной мути,
средь уже не дубов, но осин, –
но родимых по сути.

Где висит надо мной, как невроз,
острый нож душегуба.
Кто не бросит свой желудь в навоз,
тот не вырастит дуба,
а тем более рощи дубовой
взамен облетелой,
одинокой своей головой
отделяясь от тела.


Назад