Современная литература постоянно решает проблему выбора между "что" и "как" сказать то в пользу одного, то в пользу другого. Поэзия как часть литературы чаще выбирает "как", то есть особой становится ситуация, обстановка, а не тема высказывания. Тому ярким примером – всё, что можно назвать мэйнстримом русской поэзии – от Пушкина и Лермонтова до Пригова и Рубинштейна. Вопрос "что" остаётся более актуальным для прозы – это сюжет, новая ситуация, описанная в тексте.
        Устанавливать нормы, законы, границы, закреплять традиции – задача институций, организаций. Поэт же – частное лицо, которое вправе не подчиняться, нарушать, не знать, в конце концов. Поэт вправе высказываться, демонстрировать своё отношение в надежде на то, что оно будет воспринято.
        С восприятием у нас сложно. До сих пор считается, что однозначное высказывание – единственно верное, и что любое высказывание можно сделать однозначным. По крайней мере, так привычнее. Присутствие неоднозначности в тексте относит этот текст либо к игровым (каламбуры, шутки), либо к маргинальным (сленг, псевдонимы пользователей интернета или диджеев) культурным явлениям. Зачастую такой текст и не претендует на то, чтобы быть литературным.
        Высказывание высказыванием, но мир-то принципиально неоднозначен. Мы все отдаём себе в этом отчёт. Нельзя расставить всюду плюсы и минусы, и нельзя дать абсолютно каждой вещи её неповторимое имя.
        Итак, метаобраз поэзии Владимира Строчкова – описание неоднозначности мира средствами языка, обладающими свойством принципиальной неоднозначности. Автор это нашёл сам и сказал первым об этом сам в послесловии книги стихов "Глаголы несовершенного времени": "Полисемантика – петушиное слово автора".
        Можно посмотреть, как эволюционирует отношение к этому приёму в поэзии Строчкова – от его использования для незатейливых построений, языковых игр, чего-то вспомогательного:

        "Вам не сдаётся, что лето сдаётся?
        Солнце уходит, а дождь остаётся".
        Нет, не сдаётся, покуда сдаётся
        комнатка эта с ладошкой окна.
        Дождик идёт, с потолка тишина
        капает в банку консервную, бьётся
        раз в пять секунд о поверхность болотца.
        Комнатка с мокрой ладошкой окна
        мне как последняя карта сдаётся.
        Я остаюсь: мне надежда дана.
        Я не сдаюсь: ведь она остаётся.

        (1984)

        – до того, что многозначность "держит" текст, является важным конструктивным элементом, текстообразующим приёмом:

        Прямая речь упрятана в кавычки,
        что выдаёт отсутствие привычки
        к речам прямым. От первого лица
        она исходит перегретым паром,
        она сипит и щёлкает катаром,
        и этой пытке не видать конца. <...>

        (Прямая речь; 1986)

        Читающий сразу заметит неоднозначность восприятия слов "от первого лица" – и как указатель на определённую грамматическую категорию, и как обозначение некоего "первого лица", которое, собственно, и держит прямую речь. Ничто ничему не противоречит.
         Строчков сам отмечает, что главный сдвиг в эволюции его поэтики произошёл примерно в 1985 году. Его можно проиллюстрировать "Балладой о проходном дворе":

        Быт заедало. Тикать
        переставал быт,
        и становилось тихо
        на цыпочки копыт,
        подслушивая в отдушину.
        Но бил из скважины ключ,
        и становилось душно
        на корточки, и коклюш
        хрипел из петли вязанья,
        а в двери, где только мог,
        меж тумбочкой и Рязанью
        врезался дверной замок <...>

        (1985)

        Слова начинают менять синтаксические связи по ходу чтения текста, картинка становится многомерной. Смысл стихотворения уже нельзя воспринимать как линейную последовательность.
        Следующим этапом развития поэтики стало анализирование языка поэтическим высказыванием. Это обстоятельство нам кажется самой важной чертой поэтики Строчкова в целом. Аналитическая работа происходит не только на уровне "что", но и на уровне "как". То есть: и речь идёт о языке, и сказано это таким образом, что начинаешь задумываться о смыслах слов и отношениях между ними:

        <...>
        Но этот язык как союз – предлог,
        он высосал всех вальяжных гостей,
        под игом татарским щенил приплод
        и жил себе без костей. <...>

        (Великий могук; 1987)

        Исходя из контекста процитированного отрывка, первой строчке можно дать не менее семи разных толкований. При этом значение слова "язык" – 'народ, нация', известное по пушкинскому "Памятнику": "И назовёт меня всяк сущий в ней язык", и помечаемое современными словарями как "устар." становится актуальным и незаменимым для осмысления поэтического текста.
        Другая важная сторона творчества Владимира Строчкова –сюжетные произведения – в том смысле, в котором сюжет понимается при разговоре о прозе. Синтез "что" и "как" чаще всего усматривается в фантастической литературе. Под фантастикой имеются в виду и сказки, и утопии, и многое другое – это жанр несомненно повествовательный, но обязательно с нереалистичными персонажами и ситуациями. Фантастика вообще – обычно прозаический жанр. Но Строчков постоянно реализует фантастические ситуации в стихотворной форме. В раннем творчестве это выглядело следующим образом – всё говорилось прямо:

        <...>
        На очередном собраньи
        Совета трудового коллектива
        рассмотрены вопросы дисциплины.
        Ведущему мутанту Буренкову
        за опозданье к утренней линейке
        объявлено второе порицанье
        и к ужину не выдан циклокорм.

        В конце второй декады февраля
        из-за халатных действий сандружины
        чрезмерно расплодились тараклопы
        и съели весь резерв фекальной массы
        и двадцать три комплекта ОЗК*.
        Почётной биоматке Черешковой
        В связи с рожденьем третьей пятерни
        вручён диплом и премия в размере
        шестнадцати брикетов комбикорма. <...>
        ___________
        *Общевойсковой защитный комплект

        (Удалённое будущее. 2. Бункер; 1987)

        Нереалистичность текста остаётся только на уровне того, "что" говорится в нём, о чём идёт речь. Но Строчков идёт и в другом направлении, актуализируя способ высказывания, обнажая приём – замену слов на похожие по созвучию в донельзя знакомой ситуации высказывания, благодаря чему образуются новые оттенки смысла:

        Жил пророк со своею прорухой
        у самого белого моря,
        про Рок ловил поводом дыбу;
        раз закинул он долгие нети –
        свято место вытянул пустое;
        вновь раскинул порок свои эти –
        выпали хлопоты пустые;
        в третий раз закинулся старый –
        вытащил золотую бирку
        инв. N 19938 <...>

        (1990)

        Сюжетные вещи с нереалистичным сюжетом (назовём это так) с течением времени становятся длиннее, сложнее и запутаннее. То, что должно было бы относиться к прозе (персонажи, движение сюжета), использует себе на службу наработки поэзии и становится всеохватным эпическим произведением. Приведём начало одной из таких поэм:

        Конный с депешей и пеший с иконой вышли из пункта
        А. Исходя из этого пункта, строим апорию
        типа зеноновой: кто из двоих - пеший ли, конный путник -
        раньше войдет в пункт Б и, влипнув в эту историю,
         бюстом своим или урной займет достойную нишу.

        Пеший с иконой - добрый и тонкошеий,
        конный с депешей - гордый, жестоковыйный,
        и между ними нет никаких отношений
        кроме указанных выше - и тех, каковые,
         пешие и скаковые, будут изложены ниже.

        Есть у обоих свой бзик, таракан, пунктик и коник,
        каждый по-своему идеалист и романтик. <...>

        (Предела нет (поэма без героина); 1999)

        И её завершение, пропорциональное объёму поэмы, поражающее масштабами раскачивания эпического повествования:

        <...>
        Вот такие вот пироги с грибами, милейший Автор Теста
        вот такие споры - о смысле жизни, ее цене и цели,
        вот такие спорангии времени и мицелии места,
        вот такие рифы, банки, скалы и мели,
         вот такие мысли по поводу и базар не по делу.

        Вот какие гифы плетут бесконечную плектенхиму дороги,
        вот какие мифы бытуют в племенах кочующих псилоцибов,
        вот какие Кафы и Беты свидетельствуют о Боге,
        вот какое Ка и Ба говорят Ему спасибо
         за такие апории, сводимые к беспределу.

        (Предела нет (поэма без героина); 1999)

        Крупных поэм в конце 90-х Строчковым написано несколько. Автор всегда предстаёт в роли модулятора, его присутствие в тексте постоянно обосновывается, педалируется; автор сам становится одним из персонажей:

        <...> Но в то же время
         исповедимы пути их автору текста.

        Он вездесущ и всеведущ – на то он и Автор
        этой апории – типа Зенон или Фурье, но в ряд ли Эйлер?
        Он считает суммы рядов после каждого единичного акта,
        то есть каждого шага путников, еле-еле
         продирающихся через Вечность, как через тесто.
        
        (Предела нет (поэма без героина); 1999)

        Но мы разучились читать эпос. Наша культура более динамична. Она возведена к анекдоту или доведена до него. Последнее время в моде малая проза и записные книжки. Мы не можем прочитать фразу, в которой больше n слов (вместо "n" можно подставить при проверке грамматики в компьютере, скольких).
        Минималистский жанр также блестяще реализуется Строчковым. Его можно назвать "стишия" (авторство термина принадлежит Александру Левину, размещающему в Интернете произведения такого жанра "от Пушкина до наших дней"), и являет собой примерно такие штуки (шутки) – по сути, те же записные книжки:

        *
        Пусть в кайф судьба забросит нас далеко.

        *
        Печаль моя свекла.

        *
        От Матфея.

        – Есть от Матфея!

        *
        Шерсть часов с ворсом минут.

        *
        Бог есть
        не Бог весть
        какая новость
        но какая
        Благая Весть

        Господи

        Всеволод Николаевич

        (Краткие обращения, вопрошания, мольбы и кощунства, 1995)

        *
        СоврE-mailники.

        *
        ПТИЧИЙ ГРЕХ

        Наша Таня громко плачет.
        Глупый пингвин робко прячет.

        (1999)

        *
        Мос-
        горлом-
        бард-

        (1999)

        Стишия Строчкова - это и моностихи, и работа со сложившимися словесными штампами, цитатами (в основном – искажения и контаминации), и небольшие несерьёзные стишки, и многое-многое другое. В дальнейшем эти наработки иногда "уходят" в поэзию; например, "конный с депешей и пеший с иконой" встречаются и среди стиший.
        Заметим, что эти небольшие фрагменты не обязательно сохраняют форму стихотворного высказывания. Одним из предтеч этого жанра является анекдот – прозаическое анонимное произведение, но оно, во-первых, авторизуется, а, во-вторых, поэтизируется. Стишия воспринимаются как одна из новых малых поэтических форм, где есть изначальная заданность на игру и полная свобода в плане выражения этой заданности. В этом смысле стишия не только наследуют эпиграмме, но и стирают грань между всеми остальными малыми поэтическими формами, иногда выходящими за традиционные границы поэзии: каламбурами, центонами, пародиями, поговорками, слоганами.
        Некоторые из упомянутых в этой статье явлений, на первый взгляд, не имеют генетического отношения к поэзии. Но если они ею не рождаются, то они ею становятся. Поэт Владимир Строчков притягивает их именно к стихотворному типу организации речи. И притяжение это столь сильно, что распознать первоначальную принадлежность того или иного высказывания оказывается затруднительно.
        Поэзия Владимира Строчкова, как мы убедились, рассматривая её в этой статье – не столько полисемантизм, сколько попытка перенести границы поэзии как таковой, расширить себе жизненное пространство. Многие поэты просто пишут стихи, не задумываясь о том, что той эстетике, в которой они работают, отводится столь ничтожное место среди прочего, что она просто-таки остаётся незамеченной за пределами узкого круга почитателей поэзии. У Строчкова же есть реальная возможность прорваться в другие миры.
        Строчков однозначно вписывается в современную литературу (он живёт не только в некоем условном городе "поэзия", но ещё и в стране "литература в целом"). Ещё несколько лет назад надо было написать: "литературу постмодерна", но слово "постмодерн" уже ничего не значит. Вскоре все слова не будут ничего значить. Это явный повод не писать никаких стихов. Но если Владимир Строчков пишет стихи, значит, он верит, что это не произойдёт никогда.