22. К ЧЕМУ ВСЁ ЭТО ПРИВЕЛО

        Как уже было сказано вначале, поэт всё больше удаляется от только словаря. Если первый текст можно было бы с некоторой натяжкой интерпретировать как словарную статью, то чем дальше, тем сложнее провести параллели со словарями, тем более энциклопедичными становятся тексты.
        Л. В. Щерба говорил о словаре thesaurus’е следующее: “Значения слов эмпирически выводятся из языкового материала” . Это же определение вполне можно отнести и к стихотворным текстам, анализировавшимся в этой работе, так как они являются тем языковым материалом, из которого можно выводить значения. Это своего рода словарь-тезаурус нашего времени, который вполне отражает языковую ситуацию нашего “несовершенного” времени, когда составители словарей не поспевают за темпами реального развития языка.
        Поэт перерастает не только словарь, что ясно из любого текста, упоминающегося в этой работе, но и язык. Автор способен взирать со стороны на уже созданные тексты. В “Лабиринт-Эксцентре” опубликована статья, написанная в соавторстве с Александром Левиным, другом и коллегой по творческому методу. Эта статья называется “В реальности иного мира”, и в ней разбираются приёмы, используемые Строчковым и Левиным в поэзии. Разбирается всё post factum, то есть уже написанные стихи анализируются, и выявляются приёмы, свойственные для художественных методов авторов.
        Авторы выделяют 3 источника и 3 составные части:
        “Источники: детская речь как свободный и чистый способ отражения действительности; каламбур как сомнительной чистоты игра интеллекта словом; эзопов язык как не самый нечистый способ затемнения публичного высказывания в периоды жесткой регламентации общественного сознания. Первые два источника в большей степени присущи поэтике А. Левина, а вторые два (хотя их всего три) – В. Строчкова.
        Теперь о трёх составных частях. Это – лингвопластика, полисемантика и политекстоника, определяемые как совокупность способов работы с текстом на уровне - соответственно – слова, высказывания и групп высказываний”.
        Такой подход к тексту сами авторы называют лингвосемантикой. ”Нет нужды особо оговаривать, что лингвосемантика есть не цель, а средство. Целью и искомым результатом является расширение образных возможностей, усиление экспрессивного воздействия и повышения эстетической ценности текста путём обогащения его семантической составляющей”. То есть, эстетика происходящего в текстах обусловлена только значением и значимостью его составляющих.

        23. СТАРУШКА НЕ СПЕША...

        Тексты, разбиравшиеся в этой работе, идут в хронологическом порядке. “Апрельские Иды” датируются 1983 годом, “Заметки для памяти” – 1988, “Больная Р.” – 1990 (окончена). Сложность и неоднозначность идут по нарастающей, в начале – попытка что-то сделать с толковым словарём, существуя в своей стране; потом наслаиваются иностранные языки и межнациональные конфликты; далее – появляются мифы и картинки, и это – не отказываясь от уже наработанного.
        Но апогеем всего этого можно считать текст “Старушка”, датируемый 1987 годом. В нём не так много игр со словарными значениями, как в других, но некоторые моменты обращают на себя внимание:

В. Строчков
СТАРУШКА



Старушка не спеша дорожку перешла...
Старая песня



                Всю душу ей растряс универсам.
                Купила хлебца, колбасы, картошку.
                До дома добралась к пяти часам:
                Всё не решалась перейти дорожку.

                Старушка доживала до конца.
                Душистый мякиш. Бородинский...Тминки...
                А всё одна. Ни слуху. Ни лица.
                И кто приедет на её кузьминки?

                Всё у окна. Снежинки моросят.
                Опять зима. А только ль было это.
                О, Господи, как годы шестьдесят,
                как скоро...Что?.. Как скоро...Сто!.. Не это!..

                На донышке два года айгешат,
                да как не три, выходит, годовщина...
                Часы не то стоят, не то спешат.
                Остались лоскутки. Дорожку шила.

                А поутру колотится испуг
                снаружи о стекло, внутри о то, что
                был о наждак ножа такой визжащий звук,
                что невозможно вынести за точку.

                Но снова подберутся лоскуты,
                и руки утрясутся понемногу,
                и день опять пройдёт без суеты,
                без памяти, без слёз. И слава Богу.

                Когда под вечер постучит сосед,
                её душа глядит в глазок сторожко.
                Не то, что жизнь окончилась совсем,
                но вся старушка перешла в дорожку.

        Этот текст восходит к старой песне про старушку, которая существует в огромном количестве вариантов – от ”Барон фон дер Пшик”, “В Кейптаунском порту”, до собственно “Старушка не спеша дорожку перешла | её остановил милицанер...” с рефреном “купила курочки| ...булочки | ... | но я тебе не дам | пусть кушает Абрам | сегодня у Абрама выходной”. Точных слов полностью я не помню; но то, что в первоисточнике присутствует мотив покупки, возвращения старушки из магазина, подхвачено Строчковым как идея, правда, в несколько изменённом виде. В песне старушка отоваривалась для Абрама, в тексте Строчкова – для себя:

Старушка доживала до конца.
Душистый мякиш. Бородинский... Тминки...

        В то же время слово доживала благодаря орфографии восходит к жить, а по контексту – к жевать. То есть одно слово содержит и значение жизни: дожевала, поела; и смысл смерти: доживала, скоро умрёт.

И кто приедет на её кузьминки?

        Эта фраза может толковаться трояко:
        1. кто приедет к ней в Кузьминки (район Москвы, есть такая станция метро, то есть, кто приедет к ней на эту достаточно удалённую от центра станцию)
        2. кто приедет к ней на Кузьминки (встреча зимы по церковному календарю, 14 ноября)
        3. кто приедет на её поминки
и снова оппозиция жизнь – смерть размывается, то есть живой или мёртвой она будет встречать гостей – уже неважно.

        Приведённые примеры достаточно наглядно отражают, что жизнь и смерть становятся одним и тем же. В конце текста не сразу становится ясным, что она умерла:

Когда под вечер постучит сосед,
её душа глядит в глазок сторожко.
Не то, что жизнь окончилась совсем,
но вся старушка перешла в дорожку.

        Душа, глядящая в глазок сторожко – это тоже одновременно жизнь и смерть, потому что в глазок может глядеть только человек, а душа, если выступает здесь субъектом, деятелем, то уже отлетела.

        Самое главное здесь – противопоставление, начиная от орфографического и заканчивая философским во всём тексте, стирается и размывается, и кажется не таким важным.
        Оппозиция становится менее заметной, превращаясь во внутреннее противоречие. И это всюду, во всех текстах. Полисемантика – средство языковой экономии, но только знаковой, ни в коем случае не семантической.