|
1. Ворона 2. Пинчер 3. Ежик |
Около нашего подъезда жила ворона довольно приметной внешности: крупная, на голове черное пятно в виде платочка. Пару раз я заставала ее развлекающейся изучением содержимого ближайшей урны. Обычно она сидела на дереве и наблюдала, кто входит, выходит, как люди сидят на лавочке у подъезда.
Когда я вышла гулять с коляской, она, проявляя интерес к содержимому коляски, пересаживалась с ветки на ветку все ближе и ближе пока не очутилась прямо надо мной. Испугавшись, что она испачкает детское одеяльце, я спряталась от ее любопытства под крышу подъезда.
Однажды, крутясь на кухне, я заметила, что она сидит на ветке за окном и наблюдает за мной. С тех пор я стала с ней здороваться. Стоило мне утром выйти на кухню, зажечь свет, включить телевизор – она тут как тут: «Здравствуй ворона, доброе утро, давай чай пить».
Проснувшись зимой затемно, разбуженная дворником, громко скребущим железной лопатой, я подошла к окну и застала такую картину: двор завален снегом, дворник расчистил дорожку от подъезда шириной в одну лопатку и теперь скребется где-то вдали за углом, во дворе ни души, еще слишком рано, а при свете фонаря по этой расчищенной дорожке чинно расхаживает моя знакомая ворона – доходит до конца расчищенного кусочка, поворачивает и идет обратно.
Весной, когда я мыла окна, она всю дорогу сидела на ветке напротив и даже сообразила перелететь за угол, на другую сторону дома после того, как я перешла в другую комнату.
Летом с ней что-то случилось. Я видела в окно, как она на полном ходу подлетела к дереву, поскакала по ветке вниз, пытаясь за нее ухватиться, не сумела, стукнулась головой о соседний ствол, свалилась на землю, несколько секунд полежала кверху лапами, потом очнулась, засмущалась, поскакала по земле как-то боком, взлетела и скрылась из виду, навсегда.
Прощай, ворона.
Почему-то у нас в районе все кошки с обгрызенными хвостами. Саша говорит, что из-за бродячих собак, когда-то он даже наблюдал какую-то батальную сцену. Лично я никогда этих ужасных чудовищ не встречала и воспринимаю нашу местную породу, как результат естественного отбора.
Когда вижу кошку с целым хвостом, сразу понимаю – не местная. Скоро будет как все или погибнет. Кусок хвоста – плата за жизнь. Цены у нас в районе договорные – у кого полхвоста не хватает, у кого четверти. Соответственно мы их и величаем: кот, имеющий полхвоста, носит фамилию Полухвостов, другой зверь изящный, совершенно черный, поджарый, с хвостом, откушенным под самый корешок, получил у нас название Пинчер.
Этот Пинчер, если не считать того, что весной оказался весьма округлой беременной кошкой, отличался особенной любовью к нашему автомобилю. Сперва мы стали замечать на лобовом стекле отпечатки кошачьих лап, потом увидели, как он радостно выбегает на шум нашего мотора из дырки подвала и терпеливо ждет в сторонке, когда мы уйдем в подъезд. Потом его постигло горе: нашу машину пытались украсть и мы спрятали ее в гараж.
Первое время пинчер с тоской дожидался, когда же машина вернется, а потом успокоился и завел себе котят.
В 1985 году мы жили летом на даче в Кратово. Сняли вместе с друзьями маленький деревянный домик, отдельно стоящий в глубине участка позади хозяйского кирпичного. Домик состоял из терраски метров восьми и комнатки метров девяти, а наше содружество из четырех взрослых и четырех детей.
Ближний угол комнаты, метра в полтора квадратных, занимала русская печь. За ней вплотную стоял диван-книжка, на котором спали моя подруга Женя и ее муж Андрей. Дальше у поперечной стены стояла двухэтажная кровать, на которой спали наши с Сашей сыновья. У третьей стены, под окном, стояла раскладушка, на ней спал старший (на пару лет моложе нашего меньшого) сын Жени – Андреич, его ноги уходили под стоящий у окна маленький квадратный столик от советского кухонного гарнитура.
Около столика, лицом к окну стоял единственный стул, имевшийся в нашем коммунальном хозяйстве. Середину комнаты занимал манеж, в котором днем играла, а ночью ревела с перерывами на кормления Женина девяти- (в начале лета) – двенадцатимесячная (в конце) дочка Даша.
Женя была в декретном отпуске и жила на даче постоянно, ее муж каждое утро ездил на электричке в Москву на работу, и каждый вечер возвращался ночевать (носить на руках Дашку, у которой резались зубы, чтобы Женя хоть чуть-чуть вздремнула).
Мы с Сашей работали на сменной работе и появлялись на даче по очереди, потому обходились односпальной железной кроватью, стоявшей на терраске за занавеской. Подумаешь, в московской квартире у нас тоже была кровать за занавеской, правда двуспальная. На даче не было телевизора, а Саше надо было обязательно смотреть, какой-то чемпионат по, кажется, футболу. Поэтому в июне он вообще на даче не появлялся.
Я работала по графику «день – ночь – два выходных». День – это с девяти утра до девяти вечера. После работы ночевала в московской квартире, а на следующее утро с двумя авоськами продуктов – на дачу (автобус, метро, электричка и минут 15 пешком от станции до дачи). Весь день с детьми, а вечером к 21 опять на работу в ночную смену – до девяти утра, потом опять на электричку, на дачу – и два выходных там. К концу месяца здорово измоталась.
Где-то в 20-х числах возвращалась домой с работы поздно вечером с полными сумками еды и дикой головной болью, мечтая кинуть кости в постель. Позвонила в дверь квартиры (ключи было нечем доставать). Саша открыл, навстречу мне рванул яркий свет и громкая музыка. «У нас гости» – сказал он.
Почувствовав физически, что не могу войти в этот свет и шум и просто не в состоянии улыбнуться и изобразить гостеприимство, я повернулась и пошла вниз по лестнице, обратно на автобус, в метро, на электричку – в общем, на дачу. Уже в электричке я поняла, что сделала глупость. Кроме меня в вагоне никого не было, а за окном быстро темнело.
На станцию Кратово я попала уже заполночь. Прямо у платформы гомонила пьяная компания. Впереди передо мной в тусклом свете фонарей простиралась абсолютно безлюдная дорога. Идти было трудно, я была в узкой юбке с разрезом, на ногах – лодочки на шпильке сантиметров пять, ведь с утра я загород не собиралась. Каблуки проваливались в песок. На носочках с двумя набитыми авоськами я шла очень медленно.
Впереди ярко загорелись автомобильные фары, на мост у кратовского пруда выскочил «жигуль» и резко остановился. Из него вывалились ржущие пьяные парни и принялись надувать резиновый матрас, я решила, что они собираются купаться.
Не дойдя до них метров десять, я свернула вбок на ветхую лесенку, которая поднималась на горку, а там наискосок через сосновый перелесок и до нашей улицы рукой подать. Двигаясь в полной темноте по песчаной дорожке, с торчащими сосновыми корнями, я услышала позади хлопок дверцы и звук мотора отъезжающей машины. В полной тишине и темноте ночи было хорошо видно, что «жигуль» поехал вниз по дороге к станции, повернул налево параллельно рельсам, обогнул сосновую рощу и теперь, тяжело урча, карабкается вверх по проселку до пересечения с которым мне оставалось метров пять. На уровне какого-то подсознательного инстинкта я спряталась за ствол дерева, прижав к бокам авоськи. Машина проехала мимо до перекрестка и свернула на мою улицу, удаляясь в сторону Жуковского.
Я вышла из-за дерева, пересекла проселок, вышла на свою улицу и пошла по пешеходной тропинке, которая отделялась от асфальтированной проезжей части кюветом и высокими кустами. Навстречу мне опять засветились фары.
Машина медленно приближалась, и я вдруг поняла, что едет она не по асфальту, а прямо на меня по пешеходной дорожке. К счастью между нашей калиткой и соседской дорожка оказалась перекопанной. Как раз накануне сосед выкопал непонятный ров полуметровой ширины и такой же глубины. Уткнувшись в него, машина остановилась, потушила фары и заглушила мотор.
Я медленно-медленно, едва переставляя ноги, приближалась к ней, а поравнявшись со своей калиткой, вдруг резко скакнула вбок, влетела в калитку и побежала по дорожке вдоль хозяйского дома (наша избушка стояла в глубине сада у самого забора), с ужасом понимая, что мои руки заняты, а дверь в домик наверняка заперта, ведь меня никто не ждал…
Узкая дорожка вдоль соседского забора и стены хозяйского дома кончилась, я влетела в сад и прямо наткнулась на Андрея трясущего коляску с Дашкой. За деревьями всеми лампочками светился наш дом, двери и окна были открыты, слышались детские голоса и какой-то кастрюльный звон. Оказалось, что весь наш колхоз гоняется за ежиком, пытаясь поместить его в таз.
Обессиленная я рухнула на свою кровать за занавеской и отрубилась до утра. Когда ежа удалось пленить тазом, Женя с Андреем рассовали детей по кроватям, погасили свет и собрались чуть-чуть поспать до Дашкиного кормления. Однако свободолюбивое животное принялось яростно скрести таз когтями и не успокоилось до тех пор, пока не перевернулось вместе с тазом. Лязг скребущих по металлу когтей сменился звуком ползущего таза, по деревянному полу когти тоже цокали звонко…
В общем, утром детям пришлось вешать лапшу про отлучившегося по неотложным делам ежа. А в очереди за молоком говорили, что ночью около станции изнасиловали женщину.