|
Львы, не ешьте
почтальонов!
ТАТЬЯНА БЕК
 ПОЧЕМУ всякое детство неисчерпаемо во
взрослой памяти? Не потому ли, что там начало и из любой молекулы тянется
множество нитей - вдаль? В нашу личную даль - искажаясь, узловатясь,
перекручиваясь, а порою и вовсе треща. Нити достойнейшей жизни, которую
прожила Лидия Чуковская, автор `Записок
об Анне Ахматовой`, и `Софьи Петровны`, и `Процесса исключения`, и
филологических штудий, и лирических стихов, шли (и не рвались, а лишь в
отваге крепли) из Куоккалы, от финских сосен, от отца, подарившего детям
воздух искусства, коим они дышали сызмала. `Он - длиннорукий, длинноногий,
узкий, длинный. Рост его был нам выдан судьбой как некий аршин, как
естественная мера длины`. Ответ найден: это аршин, это мера навсегда.
Книга Л. Чуковской `Памяти
детства` (Спб., Лимбус-Пресс) написана столь ясно и сочно, что
хочется каждый слог пробовать на вкус, как леденец. Ее мемуарный прищур
позволяет детскость раннего зрения слить с поздним опытом. Она запомнила
все игры с ребячливым отцом, импровизации, шутки  - и то, как слушались его вещи, люди, книги. Уроки
Чуковского: ненавидел лоботрясничанье. Праздность ощущал как пошлость.
Делил людей не на плохих и хороших, а на талантливых и бесталанных (самым
крепким ругательством было `сволочь` и `бездарь`). Утверждал, что добрым
быть занятнее и практичнее, чем злым. Герои книги - Репин и его пудель
Мик, впервые увиденная белка и огромный, как `полтора папы`, Шаляпин,
спорщик Шкловский и молчун Хлебников, и лошадь, и Короленко на
велосипеде... А еще героиня книги - это `Чукоккала`, поначалу просто
квадратная тетрадь, которую К.Ч. завел в 14-м для гостей и которую Л.Ч.
знавала `не только в ее пышной объемистой зрелости, но и в ту пору, когда
она была еще юна и тонка`.
 И вот `Чукоккала`
в полном, неподцензурном виде перед нами - альбомно-книжный том, вышедший
в `Премьере` (составление и примечания Е.Ц. Чуковской). Хозяин `держал`
альманах больше полувека и успел откомментировать мемуарами почти каждую
запись или зарисовку. Среди авторов-литераторов - и Сологуб, и Гумилев, и
Ходасевич, и Тынянов, и Хармс, и Л. Пантелеев, и Добужинский, и Ре-Ми... В
итоге все эти акростихи и карикатуры, анкеты и эскизы, буриме и шаржи в
сопровождении `постскриптумов` Чуковского и `постпостскриптумов`
его продолжательницы (удивительное дело:
сплошные сноски к сноскам, а не громоздко, ибо - три шрифта, и три
указателя, и артистизм текстологии) воссоздают колоритный пир несдающейся
культуры. Этакий капустник высочайших профессионалов: `Чукоккала` войдет в
историю русской культуры ХХ столетия как наиболее серьезное (ибо
вдохновенное и остроумное) отражение тенденций, препон и нравов. К
середине 50-х основная тетрадь была заполнена, и теперь новые автографы
вносились в филиалы. Под прессом советизации масштаб экспромтов мельчает,
ритм чахнет, градус падает. Как в 62-м году написал с мудрой самоиронией
Н. Коржавин: `Страницы эти знали Блока, //теперь довольствуются мной`. . .
А вот `Мемуар` Е. Ц. Чуковской о злоключениях в борьбе за первоиздание
1980 года - это блистательный горе-героический детектив! Финал истории:
год назад некую планету отечественные астрономы назвали
Chukokkala и альманах
стал частью Солнечной системы. Так-то.
 `Писателю жить в России нужно долго`, - говаривал Корней
Иванович Чуковский. И впрямь. Новая книга Асара Эппеля `Шампиньон
моей жизни` (`Вагриус`) наконец собрала давно полюбившиеся нам
новеллы. Это - целый мир канувшей в небытие старомосковской окраины,
свалки `с множеством небес в лужах` (всякая метафора Эппеля впитывает
авторскую философию, как губка, а прямой морали от него, слава Богу, не
дождешься). Окраина, предместье, своеобразное местечко под боком у
столицы. Маргинальные будни до-, после- и просто военной Москвы, где
этническая разноголосица с преобладанием еврейского мотива воплощает
музыку жизни, `подлой, горестной, святой и слободской`. Легче всего
сопоставить прозу Эппеля с Зингером или с Бабелем, проведя также
приветственную аналогию с Шагалом. Но (чуть перефразируем Мандельштама)
`не сравнивай: творящий не сравним`. Новизна этого писателя - это и
экстремальность повседневности, и укрупнение затрапезных вещиц до вещей,
которыми говорит эпоха, и властная, влажная, полузвериная-полукрылатая
эротика, когда `Песнь песней` словно пересаживается (и прорастает!) в
помоечную почву задворок. Герои - в большинстве люди хворые, забитые,
неуместные, а порою просто блаженные, припадочные и обморочные - странным
образом витальны, талантливы и внушают приязнь. Они сильны отношением к
ним автора, который, похоже, призван свыше озвучить неявное брожение
творческого начала, таящееся внутри этих, почти немых, персонажей. А.
Эппель смотрит на своих маргинальных `чудиков` сквозь слезы того, что я бы
назвала солидарностью горя и чуда, - и зрение его уникально. `Слеза, она
же - маленькая линза, которая изображение переворачивает, но, высохнув,
обратно не ставит`, - обронил писатель, и куда до него литературоведам.
 `Книга
NONсенса` - антология английской поэзии абсурда в
переводах Григория Кружкова (М., `Б.С.Г.-Пресс`), где бессмыслица и смысл,
эксцентрика и логика тоже явлены как две стороны одной медали. Тут столько
игры - каламбуры, лимерики, идиомы вверх тормашками, пародии, эпиграммы, -
что о составителе так и тянет сказать: он не просто перевел Э. Лира и Л.
Кэрролла, Г.К. Честертона, и С. Миллигана (чей цикл поименован
словотворчески `Хочется помиллиганить!`), и других смехачей - он их
переиграл. Или - мне тоже захотелось сорить неологизмами - перекружковал.
(Интересны преамбулы к главкам, где поэт делится секретами, рассказывая,
как в каждом случае заново искал русский эквивалент к английской языковой
каверзе и загогулине.) Шедевры из антологии, которая охватывает английскую
словесность с ХVI века
до новых времен, озарены улыбкой отчаяния и надежды. Их лад - мажор, но не
без печали. Герои: дураки, дуралеи, дурни - только и делают, что несут
чушь, порют дичь и плавают в решете по житейским морям. Чем нам и близки!
Так, у Спайка (имя юмористическое: в переводе - `колючка`) Миллигана самым
актуальным мне показалось стихотворение, герой которого `лев, проходя на
водопой, съел по ошибке почтальона`. Теперь, по сюжету, лев сыт, но не
получает ни писем, ни газет. Скучища. . .
Вывод:
львы (то бишь цари зверей), пожалуйста, не ешьте
почтальонов.
"Общая
газета", №33 за 17 августа 2000 г.
|
