Когда с утра сидеть в засаде
летит гвардейский хохотун,
и достаёт его досада
на алкогольный колотун;

и видный деятель науки
вдевает ноги в "левиса",
и жадно умывает руки,
и чистит зубы полчаса;

и тетя Дуся из музея
кряхтит и медленно встаёт,
её перина, мавзолея
слегка, тепла не отдаёт;

и глаз пронзительный вставляет
карабинер Фурундуков,
и долго музыка играет,
пока он ходит без портков;

и Люся на себя наносит
черты прекрасного лица,
и пьёт интеллигентный кофий,
как близорукая овца;

и пионер Масятин вова,
и воспитатель Иванова,
и енжинеры Люба с Верой
(их мамы тоже инженеры);
и подполковник пресноводный,
а с ним бухгалтер счетоводный,
и продавальщица гвоздей,
а с ней приёмщица людей, -

тогда я тоже просыпаюсь
и, подтянувшись сорок раз,
водой холодной умываюсь,
урча, как мощный унитаз.

...И вот, и все уже оделись,
и вот пришли на остановку,
и вот хотели сесть в автобус,
чтобы поехать на работу,
и все толкались, размышляя,
кто будет первый лезть в автобус,
а кто - последний, и не влезет.
Но вот уж я-то, самый сильный,
уж я-то знал, что я-то влезу,
что я-то самый буду первый,
а также ближе всех стою.

Но вот автобус был набитый,
как, вот, дурак Валера Хныков,
а вот резиновый он не был,
и, вот, дверей не отворил,
и вот уехал и оставил
недоумение народа,
вот только фукнул полным задом
и весь испортил кислород.


ВОТ