|
Андрей АНПИЛОВ Левин Александр. Untergrund. CD. — М., 2004 Левин Александр. О птицах и рыбах. CD. — М., 2006 (НЛО, № 2, 2006)
А.Левин известен в трех ипостасях: как автор учебников по компьютеру, как стихотворец и как бард. Про учебники ничего не скажу, читать не довелось. А поэтическая и бардовская карьера прошла более-менее на моих глазах – с начала 80-х. Он падлой женщиной рожден в чертоге уксуса и брома. Имелась в тюфяке солома. Имелся семикратный слон... <.......................> Засим имелся сеновал, овен с овницею, говяды, портрет вождя с премудрым взглядом, изящно вписанный в овал... «Новая история» Есть еще паспортистка, таможенник, рекламодатель, банкир, бандит и начальник, жена и кто-то еще. Пойманных и уловленных они кладут в холодильник и постепенно съедают вместе с ихним говном. «Консьюмеристский канкан» Александр Левин вошел в печатную литературу в конце 80-х вместе с Владимиром Строчковым – маленькой литературной группой. Сейчас об этом уже мало кто помнит – каждый из поэтов давно и обособлено обосновался в толстожурнальной словесности – с личными темами, почерком и голосом. Чем же занимается Левин? «Узкими» местами языка, тем, что подвижно, нетвердо в языке. Столкновение устного и письменного слова, например – превращение существительного и местоимения в прилагательное: «птица я, птица» в «как птицая птица, душа его мнется...» Имени собственного – в глагол повелительного наклонения: «Лама – далай!» (Сравни: «Усадьба ночью, чингисхань!» В.Хлебников.) Глагола – в имя собственное: «Когда Упал, ударившийся оземь,\ восстал опять, как древний Победил...», или в прилагательное: «инженер володенький». Или – новое словообразование: «елесипедисты». Или – имитация акцента: «культур-мультур», «мой-додыр, твой-додыр». Либо – игра с вариативным ударением: «кондУкторы-кондукторА», «шофЕры-шоферА» и т.д. и т.п. Приемы Левина редко повторяются, почти всегда находится что-то новое. Язык становится неустойчивым, раздвижным, как модель для сборки. (Чтобы далеко не распространяться, сошлюсь на подробные статьи именно на эту тему именно об этом авторе: Л.В.Зубова «Категория рода и лингвистический эксперимент в современной поэзии», http://frkr.ru/ABOUT/zubova1.html; Ольга Аксенова «Языковая игра как лингвистический эксперимент поэта»,http://frkr.ru/about/aksenova1/html) Александр в свое время назвал свой метод стихосложения – лингвопластикой. Есть у Левина в запасе ходы футуристические, обэриутские, постмодернистские, центонные – вплоть до «полистилистики» Нины Искренко. («Полистилистика» – сочетание несочетаемого в одном произведении, высокого и низкого стиля, повседневной речи и научной терминологии, и т.д.) Только начали вводить, вырубили стрингер, вдруг сирена: под крылом загорелась букса. Я был слева, у шунтов, Лапин мерил синус. Тут тряхнуло первый раз и пошла просадка... «Как это было» Сравни:
Заработаю на хату Будешь ты обута <................> Так и шли законным браком к задним бедам кислым брюкам плыли к боку боком Эх российские буренки голубые табуретки Масловки-Таганки Н.Искренко А зачем это вообще нужно? Ребенок такой вопрос никогда не задал бы, потому что игра имеет для него смысл и ценность независимо от пользы и целепологания. Но пишет Александр Левин не для детей, хотя уж как мог бы (многие его стихи и песни детям необыкновенно нравятся). Эта поэзия – своего рода «веселая критика» вербального инструментария, которым пользуется разум. Сдвинь-раздвинь слова чуть иначе – содержание высказывания меняется. Создатель в левинской вселенной – трансцендентен абсолютно. Поэт слишком хорошо знает, как созидаются и разрушаюся смыслы. Человеческий «бог» - рукотворен. ...Будет доволен и хитроумный механик, чучело Бога, владыка местной вселенной, ветра и волка, грома и птиц, точный и строгий включатель тайных моторов, скрытых защелок, он запоет, торжествуя, гордую песню. Бог промолчит. «Иерархия» Есть на новом диске песня «Однофамилец», нечто вроде римейка знаменитой песни Высоцкого «Я при жизни был рослым и стройным...»: В 108-й библиотеке вечер памяти меня. Полысевшие коллеги, Постаревшая родня. Вот стихи читают дамы, скорбью сдержанной звеня, и советскими словами объясняют про меня. В песнях Левина та-та-та, песни Левина ля-ля. <.......................> Я увидел – после смерти, и едва опять не умер, но ушел, не дожидаясь, в перерыве торжества... «Однофамилец» Лирический герой опасается не того, что облик его (и его поэзии) прилижут и героизируют в ущерб жизненности (как боится герой Высоцкого) – его пугает сама фальшь и натянутость ситуации. Какая-то библиотека, вечер памяти, охотничий азарт выступающих, та-та, ля-ля... И уже неважно, что скажут – «советскими» ли, «несоветскими» ли словами – все равно промахнутся. В поэзии Левина автор и должен остаться почти неуловим. По текстам гуляют «однофамильцы», обманные двойники: Я родился в период подъема, За это мне выбрили нос... «Блюз про деньги» Это фанерная мишень, а не автопортрет. Автора сознательно в стихах совсем немного, но он есть (иногда – даже в третьем или множественном числе). Он – дальний силуэт, полустертое отражение в вагонном окне: ...он уходит на работу в ноздреватый полумрак и сидит в метро на лавке, и мурлычет еле слышно, и немножко улыбаясь, гладит кепку мехом внутрь. «Будем проще» ...и глядя поверх запотевших очков, мы спускаемся в жерло унтергрунда... «Унтергрунд» Левин-поэт и Левин-бард – не совсем одно и то же. Порой автор музыки идет за текстом след в след (а то и забегая вперед), подчеркивая и предупреждая ожидаемую интонацию и стилистику. «Серенькая учица» спета, как и можно было бы заранее предположить, – как детская песенка с призвуком забытой советской (узбекской?) песни про курочек («Ко-ко-ко-ко ко-ко-ко...»): Серенькая учица, над столом склоненная, пялится и телится, мучится, но учится... Или «Блюз про деньги» - скорее всего музыка пришла одновременно со словами, если не раньше, вообще – вещь сделана заведомо из одного куска – без швов: Я ходил по воде на лыжах, все считали, что я идиот. Заработав на этом грыжу, я отправился в дальний поход – я ушел за деньгами, я ушел за деньгами, я ушел за деньгами цвета американской мечты. Но есть у Левина произведения, существующие на бумаге (как стихи) и на слух (как песня) – различным образом. И это самое интересное – кажется, никто так больше не умеет и не делает. Возьмем «Кудаблин-Тудаблин». На листе – пародия на всю морскую романтику сразу, на избитые клише традиционной авторской и советской песни. Реи, отсеки, подруги, компАсы и т.д. На запад, на запад укажут компасы, Бегут, полосаты, матрасы-матросы... Пародийный прием здесь – поддразнивание. Традиция диктует: «подруги», пародист тут же откликается: «задрыги». Строчка начинается драматически: «как канувший за борт», и издевательски-абсурдно заканчивается: «фальцгобель-зензубель». А песня – возвращает романтическое состояние, заново «перемагничивает» стихи. Музыка – серьезна и сосредоточена, без капли пародии. Уходит на запад кудаблин-тудаблин, спокоен, взволнован, упрям и расслаблен. Несут его в море колибри-корабли, палят гарнитуры большого калибра, гремят полонезы прощальные вьюги, и машут платками подруги-задрыги... И вот что происходит – пародийную, передразнивающую часть текста не слышно. Т.е. она слышна уху, конечно, но ложится мимо – как шум, как фон. Музыка, устная интонация воздействуют на наиболее архаичные области сознания и подсознания – до слова, прежде смысла. А сила солому ломит. Вот две, казалось бы, беспроигрышных шутки. В духе раннего Иртеньева: ...у входа на долгий форматтер-форватер, на дымный, на темный, как наш избиратель... .......................... ...Сгущается хаос, соленый и рваный, и реют на реях огни Вассермана... А в песне это – нейтрально, не смешно. Т.е. слушатель рассудком отмечает, что да, есть и такой интересный поворот. Но, подхваченный торжественной музыкальной волной (а мелодия тяжка и мерна, как колокол), - не столько усмехается, сколько испытывает старомоднейшие чувства – печали, разлуки, ностальгии. ...и тросы, и шканцы, тянули-качали, задраив до блеска отсеки печали... Автор, задраив отсеки печали в стихотворении, заново отдраивает их в песне. И «Кудаблин-тудаблин» - не единственная вещь, сложенная подобным образом. Лучшие песни Левина так и сделаны – «перемагничены» музыкой и интонацией. У Александра - устойчивая репутация в сфере авторской песни – художника необычного, отдельного от всех, искусного в иронии и словесной технологии. 2005 год на радио «Эхо Москвы» прошел под еженедельное (а то и чаще) исполнение в эфире его «Песни про властную вертикаль» - пародийного парада современного российского начальства. («...Бежит министр информации,\ за ним министр навигации,\ а там министр вакцинации\ как лист осиновый дрожит...») Причем – это была не проплаченная ротация. Напротив - радио-аудитория «Концерта авторской песни по заявкам» сама упрямо требовала эту песню. И это замечательно, что поэт-бард так или иначе востребован публикой. Но в сердцевине, в глубине Левин – сокровенный лирик, извлекающий поэзию и лиризм оттуда, где им, казалось бы, и места уже нет. Из иронии и скепсиса вырабатывающий кислород радости и печали. У Матросского у мОста мы, забытые, заплачем. Или тихо засмеемся у Матросского мостА. «КондУкторы\кондукторА» Р.S. Пока статья готовилась к печати, А.Левин выпустил следующий диск «О птицах и рыбах», 2006, с)Александр Левин. В него вошли как ставшая уже знаменитой вышеупомянутая «Песня про властную вертикаль», так и сравнительно новые, на мой слух совершенно замечательные произведения – «О птицах и рыбах» и, особенно, «Благовещение (с картины Леонарда да Винчи)». В этой песне нейтральный перечень предметов детского обихода становится неизъяснимо пронзителен , говорит сам за себя, как черно-белая блокадная фотография действует оглушительней постановочных спецэффектов. ...Нужно будет погремушку, чашку, ложку, полотенце, сандалеты и колготки. Не забыть купить присыпку, соску, кубики и мячик, формочки, совок, машинку. Что еще? Еще рубашек, книжек, зимнюю одежду, шапку, теплые ботинки. Нет, велосипед не надо. Нужно сумку, нужно палку, масло, ладан или миро, нужен саван... «Благовещение» ...Такого Левина мы еще не знали. |